Проблема в том, что волосы никогда не лежат так, как тебе хочется. Особенно если тянутся сантиметров на семьдесят.

@темы: Из моря

---

Скачала вчера «Пустую корону»

. (...)

Том, что ты делаешь, прекрати
Не разобравшись в принципе, о чём речь. С субтитрами, без озвучки. В целом, я была готова к тому, что просто сползу под стол и буду тихо подвывать там только от того, что услышу этот голос и интонации в оригинале да, я просто посмотрела список актёров, нашла имя, и больше меня ничто не волновал, как низко же я пал. У меня вообще своеобразная реакция на всех людей которыми я восхищаюсь и которых шипперю: мне стыдно. Я даже интервью смотреть не могу.

Почему у экранизации нет озвучки, до меня дошло сразу же. Я сидел на креслице, сжимая зубами подушку, а потом подскочил с воплями «О госпади, это же Шекспир!».

Вообще, ребятки, если вы учились на факультете иностранных языков и не в состоянии с первых двух строчек узнать дядю Уилла, даже если не читали пьесу, хуёво вы учились. Ну, или вы просто нормально знаете язык, в отличие от меня.

Как оказалось, слушать рифмованную речь на языке оригинала и читать ту же рифмованную вещь на русском одновременно – дико сложно. Субтитры только мешают, за исключением тех моментов, когда я вообще не врубаю, что за слова были произнесены. Но я люблю Шекспира почти так же трепетно, как люблю, Байрона, у меня даже есть наполеоновские планы прочесть парочку пьес как только я добью «Столпы земли». Которые после 1200 страниц как-то подувяли, а ведь именно эту часть, на сколько я понял, снимают в сериале.

В любом случае, я пью чаёк, заедаю его птичьем молоком что за идиотское название и с содроганием ожидаю тот миг, когда в кадре к Шекспиру присоединится тот-чьё-имя-я-отказываюсь-называть. Это будет крах всей моей личности.

@темы: Из моря, Догнали

---

не-мо-гу

@темы: Ништяки, Догнали

---

@темы: Ништяки, Like a DJ

---

25 м/с, метель, металлический шарик, бьющийся то об один, то другой висок, ободранное изнутри лёгкое и горло. Я чуть было не пошёл на тренировку, но нет глупее геройства, не приносящего никакой пользы.

@темы: Из моря

---

Я думаю, что я хочу писать книги. Нет, я медленно это понимаю.
И это пиздец как пугает. Потому что я могу что-то там написать. Но не создать книгу.

@темы: Из моря

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Полные провалы даже в отношении штопанья носков привели меня к мысли, что то единственное, что мне кое-как удаётся делать руками - это печатать. И ласкать котов. Но печатать в некотором смысле всё же лучше, это хоть как-то похоже на производство, пусть и клепателей предложений в нашем мире чуть ли не больше, чем адвокатов.

@темы: Из моря

---

@темы: После прочтения сжечь, Ништяки

---

«Правду следует подавать так, как подают пальто, а не швырять в лицо, как мокрое полотенце».

© Марк Твен

@темы: ©

---

Посмотрел я недавно «Scarface». Это был довольно долгий и не очень приятный экскурс в мир эмигрантов и людей, склонных к излишествам. Как человек, абсолютно проебавший мировую историю, я довольно жаден до всего, что мягко и ненавязчиво мне раскрывает некоторые её аспекты. Кто-то сказал, что история ничему не учит, так как люди совершают всё те же ошибки… Не история не учит, просто люди, как я, посещают не те предметы в школе.
Аль Пачино прекрасен, как всегда. Это его персонаж и его роль. Образ Тони создан так, что и к мелочи не придраться. Этот вечно приоткрытый рот, этот выговор, который я улавливала даже под русским переводом, этот взрывной характер, глаза… всё, всё прекрасно. Персонаж создан настолько тщательно, что я в него поверил. И он вызвал у меня отвращение.

(...)

Кто смотрел «Аватар», тот наверняка помнит сцену, где Нейтири с негодованием, этим её смешным акцентом и смешанными чувствами ругала гг «Но глупый, бестолковый, как ребёнок!». Вот так же я отплёвывался от Тони. Его горячность раздражает, его нахрапистость бесит, его глупость заставляет желать, чтобы его пристрелили пораньше. Единственный раз, когда я была довольна, это тот звонок-проверка ровно в три часа. Все остальные его действия – насилие, кровь, первобытные методы зверя. Отвратительно и глупо. Он едва ли ушёл выше второй ступени пирамиды Маслоу.
Жадность, безмерная и бестолковая, рот, который невозможно было насытить – вот Тони. Он и сам под конец это понял, осознал, чему уподобился. Когда мир стал «его», он понял, что больше стремиться не к чему. И у него осталась только тупая ненависть и мешки наркоты.
Впрочем, если жизнь так или иначе бессмысленная хрень, чем этот путь хуже прочих?

@темы: После прочтения сжечь, Из моря

---

Take me in tender woman
Take me in for heaven's sake
Take me in tender woman
Sighed the Snake

@темы: Ништяки, Like a DJ

---

«Всё остальное»

Название: Всё остальное
Автор: Korolevich Elisei
Фандом: Хемлок Гроув
Персонажи: Питер Руманчек, Роман Годфри
Рейтинг: PG-13
Размер: 3 090 условных слов
Статус: закончен

Развернуть

Когда что-то происходит, Руманчеки бегут. Собирают все свои пожитки, которых, как правило, не много, скидывают коробки в машину и сваливают. Это не так уж и сложно, когда в твоей природе не привязываться к насиженному местечку, каким бы тёплым оно ни было. В конечном итоге, оно всегда недостаточно тёплое для того, чтобы перебороть вечную тягу бежать куда-то туда, за горизонт, где всё иначе и одновременно то же самое.
Мать ничего ему не говорила, виду не подавала, но Питер знал, что она была напугана, напугана настолько, что в течении месяца они меняли один дом за другим, перебивались в мотелях, ночевали в машине и двигаясь всё дальше на юг. Даже осень отставала от них, стелилась позади, цепляла костлявыми ветками, но никак не могла догнать.
Машина заглохла, когда они практически пересекли границу штата. Отъехала на пару метров от очередного убежища и встала, бросив их на произвол судьбы у старого деревянного домика, в котором когда-то кто-то проводил летние каникулы и варил уху из собственноручно пойманной рыбы. Надсадно кашлянула выхлопная труба, и воцарилась тишина. Ветер едва шелестел жёлтыми кронами деревьев, и туман стелился над поверхностью безмолвно застывшего озера. С самого начала, Питер шестым чувством знал, что на этот раз бежать бесполезно.
А на утро опавшие разом листья хрустели под лапам, целый ковёр, сметённый с деревьев ударившим морозом. Деревья тянули голые ветки к серому небу, карябали его низкий свод. Смерть добралась и до сюда, Питер чуял её, чувствовал шкурой, и брёл на запах.
Мать ждала его. И Роман ждал. Он сидел на высоких деревянных ступенях крыльца, будто они были троном, как всегда, нисколько не жалея свой дорогой, на заказ сшитый костюм. Туман крался с берега, чтобы лизнуть его ноги, и холодный воздух безуспешно пытался окрасить румянцем щёки. Шерсть уже начала слезать, но Питер всё равно обнажил клыки, грудная клетка дрогнула в зарождавшемся рыке, и Роман, неотрывно следивший за ним со своего места, расплылся в совершенно мальчишеской улыбке.
- Привет, Питер. Давно не виделись, - сказал он, отсалютовав волку бокалом с молоком, и только глупец не заметил бы изменившихся зубов и того, как разверзлась тьма в его глазах, раньше клубившаяся там неясным намёком.
Теперь чудовище знало, что оно чудовище.
Хотелось думать, что от того места осталась только куртка да дыра в груди, одно так удачно прикрывало другое, но, застёгивая молнию и разминая замёрзшие пальцы, Питер чувствовал, как всё пережитое схватило его за шиворот и потащило обратно, в то время, в тот город, снова сделало частью того, от чего он бежал. Встреча старых друзей проходила не по сценарию, и радость не прожила и пяти секунд.
- Что ты будешь делать? - спросила мать, нервно обнимая себя за плечи. Каждый раз, видя её страх и беззащитность, видя врезавшиеся всё глубже морщины, Питер чувствовал себя виноватым.
- Не знаю.
Он хотел бы обнадёжить её, обнадёжить себя, но у них за душой и так было слишком мало, чтобы поступиться ещё и честностью.
- Он убьёт тебя, - Линда поджала дрожащие губы, стиснула зубы, чтобы ни слова больше, спокойствие давалось ей не легче всего остального. Но всё можно было прочесть в её глазах.
- Ты думаешь, есть за что? - усмехнулся Питер, нервно, слишком быстро проводя рукой по отросшему ёжику волос; никак не мог привыкнуть, что пальцы больше не путаются в прядях.
- Он думает так, Питер. Этого достаточно.
Если бы Питер мог, он бы объяснил, что мысли Романа - это не то, что возможно угадать, представить или просчитать, что сам Роман - это существо вне системы, хаос и анархия, развёрнутые на всю ширину юношеского максимализма. Но Питер слишком глубоко чувствовал это, так глубоко, как видел, заглядывая в пропасть чужих глаз, и не было достаточно слов, чтобы это описать.
- Роман пришёл за мной. Мне и разбираться, - Питер взялся за болтавшуюся ручку двери, будто там, по другую сторону, был Ад, и в последний раз оглянулся, посмотрел на мать. - Ты ведь понимаешь, что мне уже не сбежать.
Когда Питер вышел, Роман стоял, прислонившись к перилам крыльца, и с ленивой манерностью потягивал косяк, почти пошло прихватывая его своими полными губами.
- Выглядишь хреново, - заметил он, прищуриваясь, - это из-за превращения?
- Нет, просто на иглу подсел, - бросил Питер, морщась. Измотанный, голодный и вырубающийся на ходу, он держался неплохо; собственно, выбора у него не было.
- Придурок, - фыркнул Роман и, помедлив, протянул ему самокрутку, как школьный задира, проверяющий новичка на слабо. Разве что хулиганы в средней школе не смотрят вот так, выжидающе и почти с наивным беспокойством, под которым плещется ненасытность.
Принимая сомнительный, но, безусловно, качественный дар, Питер невольно вспомнил слова очень старого стиха: "Тигр, тигр, жгучий страх, ты горишь в ночных лесах, чей бессмертный взор, любя, создал страшного тебя?". Впрочем, Питер знал, чей.
Они сошли с крыльца и побрели в сторону от дома, по колее смятой травы, мимо старенького вольво.
- Далеко же ты заехал, - заметил Питер, поглядывая на тёмные верхушки деревьев. - Как тебя только мама отпустила.
- Она не возражала.
- Ого, это как-то не вяжется с тем образом миссис Годфри, что мне знаком. Ты что, ей язык вырвал?
- Именно, - Роман утвердительно кивнул, довольный собой, довольный тем, что он сделал, и Питер едва не споткнулся.
Из всего, что было известно ему о Романе, Питер знал, что тот ценил каждого человека, который его любил. Он заботился, охранял, пас их, как собака стадо, и готов был глотку вырвать за косой взгляд. И Роман, маленький избалованный мальчик-Роман был зависим от любви окружающих, ему постоянно нужно было больше и больше, потому что только её он не мог купить - восхищение, зависть, ненависть и страх давались ему легко. Но не любовь. Насколько же больными были чувства его матери, что Роман... да, убил её?
Молодой наследник империи Годфри мягко улыбался, как очаровательный сумасшедший из палаты буйно помешанных, и Питер понял, что тот ждал его реакции, даже жаждал её, ощущал это внимание кожей.
- Нет проблем с новым прикусом? - спросил он и быстро затянулся, чтобы не выдать дрожь в руке.
Одной фразы оказалось достаточно, чтобы выбить из Романа всё самодовольство , а заодно спокойствие и напускную галантность.
- Так ты знал?! - воскликнул он, хватая Питера за плечо.
- О том, что у меня соседи - семья упырей? Ни сном, ни духом, что ты, - сказал Питер с иронией, но, видя непонимание на лице Романа, добавил: -Эй, ну ты же не идиот.
Цыгане научились никому не доверять, генетическая особенность, приобретённая в течении долгой эволюции. Держаться подальше, никаких обещаний, не доверять и бежать, если нужно - вот чему Питера учили с детства, вот что он вынес из личного опыта. Но почему-то это не удержало его от того, чтобы позволить Роману посмотрел, увидеть, как у Питера ломаются кости, вылезают из орбит глаза и как он жрёт собственную кожу. Это был дар высшего доверия, отданный легко и без особых раздумий, и Роман оказался достоин его. А вот Питер, в свою очередь, кажется, нет.
- Видимо так, - пробормотал Роман, делая шаг назад, - все сделали из меня идиота. Ты, мать... - он растерянно потёр висок тыльной стороной ладони, напоминая потерявшегося мальчишку, но потом собрался, снова загорелись глаза. - Нет, мы не будем говорить об этом здесь. Вообще, нам есть что обсудить, Питер. Мне много чего хочется тебе сказать. Так что садись в машину.
- Она сломана.
Роман презрительно закатил глаза.
- В мою машину. Она там, за поворотом. Эту вашу развалюху и телегой не назовёшь, - сказал он зло, до ужаса напоминая Оливию.
- Обижай её сколько хочешь, но наша малышка побольше твоей коллекционной игрушки видела.
- Питер ... - кажется, шутка не удалась, Роман точно не оценил; он снова схватил Питера за лацканы куртки и заставил посмотреть себе в глаза; на секунду даже показалось, что Роман может его загипнотизировать. Поэтому Питер просто кивнул, осторожно, будто не он здесь был хищником.
Роман аккуратно разжал пальцы, одёрнул на Питере куртку, и они пошли, по потрескавшейся пыльной просеке, под сенью корявых переплетающихся ветвей.
Дорога до города прошла в молчании, напряжённом и пустом, которое и надо было бы чем-то заполнить, но казалось, что всё, что стоило бы сказать, звучало бы нелепо и принуждённо. Километр за километром однообразный пейзаж проносился за окном, цифры на приборной панели лениво перетекали одна в другую, и всё это напоминало сентябрь в Хемлок Гроув, когда никто никого ещё не потерял, не убил, не вскрыл. Они столько курили тогда. Как только не умерли.
Потом были полу-пустые улицы, морозный воздух и заплёванный тротуар. На краткий миг Питеру показалось, что они с Романом на одной волне, как раньше, оставалось раскурить один косяк на двоих и пойти искать труп. Или половину. "У тебя никогда не было друга", - говорили ему, и Питер не понимал жалости в их голосе, пока эта дурацкая дружба, безбашенная, детская и безумная, не подошла к нему и не ёбнула сзади по башке.
- Ты его по GPS нашёл? - спросил Питер, удивлённо глядя на потрёпанную вывеску.
- Это всё интуиция. Работает как с людьми, так и с выпивкой, - Роман усмехнулся и с наигранной манерность, которая всегда была его самой настоящей частью, пригласил Питера войти. Он притащил его в бар. Наверное, единственный открытый в такую рань в этом захолустье.
Если парень за стойкой и собирался им что-то сказать, например, о документах, то он передумал, как только Роман заглянул ему в глаза и с любезной улыбкой Гринча, спиздившего Рождество, попросил два стакана и бутылку виски. И даже кровь утирать не пришлось.
- Хоть кто-то здесь нормально питается, - протянул Питер себе под нос и примостился на высокий стул. Но у Романа были другие планы и настрой: он сгрёб бутылку, бокалы и по-хозяйски направился вглубь зала, в самый дальний и тёмный угол. - Ну, ладно, как скажешь, - вздохнул Питер и поплёлся за ним.
Оставалось надеяться, что его сегодня не убьют. На всякий случай, Питер шепнул деду, чтобы тот замолвил за него словечко.
- Раньше ты делал такие штуки только по необходимости, - они уселись за стол, будто он всегда был их собственностью, и небрежно стряхнули крошки.
- А я теперь всегда ношу с собой платок, - Роман хитро взглянул на Питера и раскупорил бутылку. - Тем более, сейчас и была крайняя необходимость.
Лишняя двадцатка с лихвой заменила бы гипноз и потребовала бы меньше усилий - это не было тайной. На самом деле, Роман просто развлекался. И Питер не знал, насколько это плохо. У Романа был комплекс бога, бога из тех, кому похуй на всё, чтобы не творили люди вокруг, пока это не попадало в его личную категорию "действительно плохо".
На стене напротив раздражающе громко тикали часы, и длинные фосфоресцирующий стрелки горели в полумраке. В баре было абсолютно пусто, уныло стояли старые стулья и обшарпанные столы, и даже призраки давно ушедших посетителей не тревожили восприятие, но эта безлюдность не давила - она окутывала, как тюль, своей почти интимной атмосферой.
- Почему ты мне не сказал? - спросил Роман, задумчиво водя пальцем по влажному краю своего бокала. - Про то, что я.
Питер поднял на него серьёзные глаза.
- А ты бы обрадовался?
- При чём тут это? Ты скрыл от меня правду, Питер. Ты знал и не сказал. Ты хоть представляешь, сколько всякой херни я сделал?.. - Роман запнулся. - Вообще, когда ты понял?
- С самого начала, - ответил Питер, зная, что пожалеет. Но этот разговор "по душам" начинал его злить, как и чёртов Роман с его претензиями и юношеским максимализмом.
- Ахуеть. Вот ты гнида.
Питер вспыхнул.
- Послушай, у вас свои обряды, у нас свои, - заявил он. - И в ваши я лезть не собираюсь. Оборотни и упыри никогда не ладили, так уж повелось. И не без причины, поверь мне. То, что мы с тобой вообще...
В последний момент Питер не смог подобрать слова. На месте нужного значения в его английском языке зияла дыра. Но Роману оно, кажется, было и не нужно. Для него всё было ясно.
- Ты бросил меня, Питер, - процедил он. - Я нуждался в тебе, а ты собрал вещички, накрыл всё белыми тряпками и съебался.
- Я не тебя бросил.
Наверное, он просто не подумал. Своя собственная боль всегда сильнее чужой, особенно если болит не тело и таблетки не помогают. Мудаком был тот, кто придумал катарсис. Нет никакого очищения. Неделя за неделей Питер просыпался в холодном поту, потому что там, во сне, Кристина снова пожирала его лицо; он чувствовал её зловонное дыхание, её клыки и смертельную боль. Эхо этой боли разошлось в нём, когда он увидел Лету, которая, как река, разлила, кажется, всю свою кровь по родильной; бледная, почти сливающаяся с белыми стенами, она тоже приходила к нему во снах. Питер взял бутылку и плеснул себе ещё виски. У каждого своя боль, и нести её тоже приходится самому.
- Ты даже на похороны не пришёл, - не самое страшное обвинение, даже по тону видно. Питер взглянул на Романа и покачал головой.
- У нас другие обычаи, помнишь? Ей вполне шла её голова.
Со взаимопониманием у них всегда были проблемы, канал работал со сбоями, но спирт, по всей видимости, влиял на них благотворно, потому что Роман прищурился и томно спросил:
- Рассказать тебе?
- Да.
И единственный оставшийся Годфри рассказал, от конца к началу, как в газетной статье, только без цензуры, и Питер слушал его, не считал стаканы и вспоминал, вспоминал, вспоминал, чуть ли не до тошноты, и сползал медленно на стол, под тяжестью первой в жизни утраты. Если время и лечит, то работает эта скотина вяло и долго.
- Знаешь, - протянул Питер через силу, справляясь с заплетающимся языком, - иногда мне кажется, дело в том, что вы с ней были похожи... - он указал на Романа, будто этого было достаточно, чтобы передать мысль о схожести губ, белизны кожи, глаз. - В смысле, мы ведь такие разные, и кто я, всего лишь цыган, а она... Но она меня выбрала.
Будь Питер менее пьян, он бы заметил, как изменилось у Романа выражение лица, как вспыхнула ревность среди теней, заостряя черты. Уже месяц как маленький добрый мальчик проглядывался всё реже, и на его месте развивалось и обживалось что-то другое, тёмное и беспощадное, что готово было затолкать слова Питера обратно ему же в глотку.
- И какой из этого вывод? - фыркнул Роман, отпивая виски. - Мой дурной пример заразителен?
- Ты мне, наверное, по роже дашь, но... Она - это ты-баба. Или ты - она-мужик, - Питер пожал плечами, переворачивая туда-сюда пустой стакан. - Я запутался. Слушай.... Вы точно кузены? Может, разнояйцовые близнецы? Не смотри так. Мне просто хуёво.
Роман всегда был разболтанной, ненадёжной деталью, это проявлялось даже в том, как он держал бокал - тот будто должен был вот-вот выскользнуть из его пальцев. И сам Роман, казалось, вот-вот и сорвался бы куда-то, или, скорее, во что-то, по наклонной, со всей своей мальчишеской злостью.
- А ты не подумал, что мне тоже хуёво? - спросил он вкрадчиво, подавшись вперёд. - Пожалуй, побольше, чем тебе. Она ведь моя сестра. Я любил её, действительно любил. И нашего с ней ребёнка тоже.
Питер знал, что не ослышался. Он, оборотень, просто не мог. Но всё равно глупо переспросил:
- Что?
Роман думал об этом, очень часто, и каждый раз дрожь возбуждения и предвкушения поносилась по его телу, такая же сильная, как голод, как жажда крови. А теперь он мог сказать это вслух, Питеру в глаза, и увидеть его реакцию. Почувствует ли он то же самое?
- Прикинь, ты трахал её, когда мой ребёнок был внутри. По-моему, это дохуя романтично. И символично.
Бар раскачивался, как каюта на корабле. Питер вскочил на ноги, почти попятился, но вокруг был долбанный шторм, девятый вал, который едва не опрокинул его, как беспомощную деревяшку; Роман быстро перегнулся через стол и рванул Питера обратно. Бутылка с глухим звуком опрокинулась, и виски тонкой струёй полился на пол.
- Сидеть, - скомандовал он, усаживая Питера напротив, и в первый раз за эти безумные несколько часов в глазах Романа отразилось беспокойство. Как бы он ни злился, Питер был нужен ему, всё ещё. - Успокойся. Ты никуда не пойдёшь.
Но Питер заботы не оценил. Он хлопнул Романа по рукам и отодвинулся, уже гораздо более трезвый, просто отвратительно трезвый для того, чтобы принять всё сказанное за пьяный бред. Из них двоих он всегда был взрослее и осторожнее, Питер знал, что капканы бывают не только в лесу, так что, что бы ни сказал Роман, Питер воспринимал это без налёта подросткового максимализма. Он не сомневался в том, что Роман сказал правду. Но ничего романтично в этом не видел. Годфри оказались куда более безумными, чем он думал, и сам он не на шутку вляпался в это безумие.
- Тебе чего от меня надо, Роман? - Питер подтянул к себе бокал, но тут же с отвращением его отставил. - И не пизди, что ты поговорить приехал.
В ответ Роман осклабился, но ухмылка быстро сползла с его лица.
- Ты, Питер, похоже, ничего не понимаешь, - проговорил он, откидываясь на спинку стула, будто это было кожаное кресло. - Так я тебе объясню. Теперь ты мой щенок. И ты со мной навсегда. И мне побоку ваш цыганский стиль жизни, обычаи или ещё какая херня. Я хочу, чтобы ты вернулся.
- Ты больной, Роман. Мама читала тебе слишком много сказок.
С такими проблемами, как у них, следовало обращаться к психоаналитику. Четыре визита в неделю, по полтора часа, за пару декад, может, и разобрали бы те завалы, что громоздились у каждого в голове. Но сейчас у них не было ничего лучше, кроме захудалого прокуренного бара и разлитого виски.
Роман вздохнул и взял себя в руки.
- Возможно, - согласился он, вспоминая тяжесть подаренной секиры. Что ни говори, а мать умела выбирать ему игрушки. - Но в сказках, знаешь ли, есть одна особенность: они не обрываются на середине. Мы не закончили там, и тебе это известно. Я собираюсь выяснить, что за хрень творится в моём городе. Перерыть там всё и понять, что за чертовщина этот дракон, куда подевалась моя сестра, и кто и за что убил Литу. И я знаю, что ты тоже хочешь этого.
Когда-то Питера пугала эта долбанная откровенность и доверие, и он бежал - от них и от избалованного глупого мальчишки с его глупой наивной привязанностью. Отбивался ногами. Но теперь ему даже ответить было нечего, потому что в удостоверении Романа не зря значилось "Годфри". Он знал, что Питер ненавидел бояться, знал, что Питер предпочитал действовать - это в нём Романа и покорило. Это и то, что Питер не молился на него, не презирал и не стелился, и не любил. А Роман требовал любви, готов был поступиться чем угодно из-за неё, сделать что угодно. И он слишком любил монстров. Может, из-за того, что сам был им. И, вероятно, поэтому с ним было так ахренительно правильно и хорошо.
- Мы с тобой повязаны, Питер, - сказал Роман тихо и придвинулся ближе; он почувствовал слабину, как почуял кровь, и, закрыв глаза, можно было представить, ощутить, как он буквально тянул к нему призрачные руки. - Не отрицай, ты тоже это чувствуешь. Так что хватит, а? Как тебе? С меня лопаты, с тебя всё остальное?

@темы: Ёбанный стыд, Hemlock Grove

---

Дежурный пост.

И вот я просыпаюсь в мире, где растаял весь снег, и небо похоже на унылый затасканный носовой платок, с которого ещё и капает. Мой любимый незабвенный младший брат надсадно кашляет уже второй час подряд, так что мать сидит в нашей комнате в режиме сиделки 80 lvl. Я освобождаю шею от обмотанных вокруг неё проводов, медленно сползаю с кровати, натягиваю футболку xxl и морально готовлюсь к походу за лекарствами.

Знаете, тут такая херня: мне всё больше и больше становится лень делать что-либо. Даже если это нужно только мне и только я могу с этим разобраться. Я не хочу мыть посуду, заправлять свою постель, расчёсывать и заплетать волосы, краситься, искать работу, выходить из дома. Я хочу кресло-мешок, чтобы забраться туда и читать или писать, что мне в голову взбредёт.

И это не тот случай, когда мне просто нужно отдохнуть. В таких ситуация единственное, что я должен делать – выпинывать себя ногами из этого состояния, самонасилие у меня получается удивительно хорошо. Выворачивать себя и орать, пока та хреновина, что обычно заставляет меня двигаться, не заведётся снова. Иногда мне кажется, что она работает на солнечных батареях.

До вторника у меня лафа, вместо пар я скитаюсь по торговым центрам и изливаю кровавые слёзы на пороги бутиков, которые один за другим встречают меня однообразной извращённой классикой, шерстяными кофтами и рядами тёмным скучных джинсов. Я почти смирился, что одеться смогу только в следующем году, когда китайцы сменят моду.

Сейчас я читаю «Столпы земли», два тома, уже 500/1700 электронных страниц, и книга оказалась гораздо более интригующей, чем я предполагал. Параллельно заканчиваю маленький фичок, после которого я пойду препарировать своего императора. В моей голове уже давно перепуталось, что же я хотела из него сделать, он уже не то, чем был в моём воображении, и теперь мне нужно как-то приспособить этого мутанта, причесать, одеть и дать в руки мотыгу. Один замечательный писатель как-то посоветовал, чтобы я кромсал, рвал, дополнял текста, как мне угодно, пока я сам не буду доволен, и я последую его совету. На самом деле, мне, пожалуй, просто нужно немного визуализации мира и героев. Потому что я опять их не вижу.

Rp5.kz утверждает, что солнца мне не видать ещё неделю, холодильник забит всякой вкуснятиной, которую я пытаюсь не съесть всю сразу, блинов на грифе постепенно прибавляется, и я вроде как всё ещё я. Доброго утра всем, да.

@темы: Ништяки, Из моря, Like a DJ

---

@темы: Ништяки, Like a DJ

---

Как ни наводит меня жизнь на мысли, так они постоянно грустные. Вообще, уважаемые, вам бы пора привыкнуть, что под моей аватаркой должно значиться не "трепетная лань", а "зол и заёбан". Но куда я без маскировки?

Возвращаясь к теме мыслей: сегодня минут двадцать в автобусе наблюдал... то ли флирт, то ли заигрывания одной барышни.

(...)

Не знаю, почему, но манёвр заметил сразу, на кого было направлено внимание - тоже. Обычно я тюфак и ничего не секу. Бедная девушка - довольно симпатичная, но жеманная на мой взгляд и явно недалёкая - вертелась на месте, пока не стала к объекту лицом, потом отчаянно гладила себя по волосам, улыбалась, ковырялась в зубах, болтала с подругой и всё это время стреляла глазами в объект, как та Анька-пулемётчица. Объект, признаюсь, был хорош и всю дорогу упорно смотрел в окно, он был не он, и хата не его, и породистый нос не у него меж глаз. Чем кончилось, увы, так и не узнал, моя остановка случилась в середине фильма. Но я покинул сеанс с мыслью, что всё это выглядело довольно глупо.

Сиквел к ленте настиг меня в качалке. У сиквела были короткие слабые ноги, распущенные волосы и много браслетов, и ходил он, примерно как пьяный кот - разболтано, мягонько, на согнутых ногах. Видимо, такая походка, в которой, к слову, угадывалась искусственность, сиквелу представлялась "секси". А плакат женщины с "перекаченными руками" был не секси. Вообще, сиквел был примером прекрасной юной девы, медленно умирающей от чахотки. А ещё она знатно стонала, кричала и ныла, когда её заставили делать степы с гантелью на 16 кг. Я даже забеспокоился, как бы в наш скромный зал не набежала толпа с шейпинга - ещё бы, раз девки тут так вопят. И снова та же мысль: что за глупое поведение?

Короче, проблемы у меня с сексуальностью. Если точнее, с реакцией на неё: с распознаванием и выставлением напоказ. Привлекать людей за счёт тела или блядоватости мне кажется последним вариантом. Чем-то недостойным, дешёвым. В то же время, остаётся открытым вопрос, а не завистливое ли я уёбище с пониженным либидо?

@темы: Из моря

---

«Опасайся стоячей воды: в ней таится отрава».

© Уильям Блейк «Бракосочетание неба и ада»

@темы: ©

---

Люди рисуют покорёженных богов, изуродованных существ, покалеченных людей, вымершие земли. Пишут о сломанных, раздавленных, страдающих, гниющих и сходящих с ума.
Самовыражение века, а?

@темы: Из моря

---

Деньги существуют для того, чтобы их тратили.

@темы: Из моря

---

«Такие, как мы»

Название: Такие, как мы
Автор: Korolevich Elisei
Фандом: Kuroko no Basuke
Пейринг: Аоминэ/Куроко
Жанр: стритрейсинг - AU
Рейтинг: NC-17
Размер: 25 948
Статус: закончен
Дисклеймер: автор не несет ответственности и не предоставляет гарантий
Предупреждение: нецензурная лексика, ООС, авторский стиль, сюжета нет, все страдают.
От автора: попрал матчасть стритрейсинга в своих корыстных целях, ничего слышать не хочу - если Фудзимаки растягивает сто слов на один прыжок, мне всё можно.

Развернуть

Когда человек любит человека. Когда человек любит этого грёбанного человека.

Электронный гром рейва опускался на город вместе с сумерками, он стягивался по дорогам, как по кровеносным сосудам, вслед за рёвом десятков моторов. Низко прижимаясь к дорожному покрытию, будто крадущиеся тигры, кары проносились по скоростным дорогам Токио, оставляя за собой яркие росчерки от фар. Обгоняя одну машину за другой, они стремились туда, где набирая обороты, билось сердце ночи.
Тёмно-синий Nissan раздражающе медленно протискивался через расступавшуюся волнами толпу, созданная для скорости машина ползла, как черепаха, приходилось подавлять в себе желание вдавить педаль газа в пол и поехать уже по телам. Солидно раздетые девушки тянули к тачке руки, ласково оглаживая пальцами тёмные блестящие бока, даже сквозь стёкла был слышен их визг и крики. Грудная клетка сотрясалась от чужих басов, «бум-бум-бум» в ушах и между рёбер, как отбойный молоток.
- Это несправедливо, что опаздываешь ты, а краснеть за тебя приходится мне, Аоминэ-кун, - протянула Сацуки, недовольно дуя блестящие от помады губы. Ребёнок в ней не умирал вот уже двадцать лет.
- Так не красней, у тебя для этого есть румяна, - фыркнул Аоминэ, газуя. - Лично мне плевать.
Машина угрожающе зарычала, отравляя воздух выхлопными газами, и толпа расступилась как воды Красного Моря перед Моисеем, открывая проезд к свободной дороге.
- Да-да, помню, неблагодарный, - Момои не отрывала взгляда от экрана навигатора, её пальцы порхали по клавишами, вбивая в GPS данные о чек-поинтах, - тебе на всё плевать.
- Не на всё, - поправил Аоминэ, резко поворачивая руль, и автомобиль плавно остановился в паре миллиметров от наскоро прочерченного баллончиками старта. - Выметайся.
Красная линия прочертила путь на дисплее, грёбанный греческий орнамент, суливший десяток поворотов. Идеальная схема для адреналинового маньяка.
- Ты чёртов грубиян, Дай-чии, - Момои устало вздохнула, зная, что водитель её все равно не слушает, и дёрнула ручку дверцы.
Аоминэ бегло глянул Момои вслед, удостоверяясь, что у неё всё в порядке, старая детская привычка, въелась в мозг - не отделаться. Момои откинула с плеча светлые волосы, движение-спусковой крючок, и с первого щелчка каблуков об асфальт включилась в общее безумие, став ещё одной полу-раздетой разнузданной девкой на рейве. Ну, может, симпатичней прочих.
- Удачи, Аоминэ-кун, - прощебетала Сацуки напоследок, но глаза у неё были гораздо серьёзнее повадок.
- Иди к чёрту.
В приоткрытое окно тёк остывающий вечерний воздух, смешанный с удушливой смесью парфюма, пота и сигаретного дыма, стандартные последствия избытка людей. Сквозь грохочущую музыку доносились маты капитана Тоуо, команды, членом которой был Дайки. Вроде как был. Аоминэ всегда ездил только для себя и за себя. Наклейку на своём бампере он терпел исключительно потому, что в командном заезде у него ещё оставалась иллюзия соперничества. Первые пару минут.
Дайки сложил руки на руль и запрокинул голову к быстро темневшему небу, где лениво тащились сизые пласты облаков. Лёгкое нетерпение уже начало расползаться по телу, и пальцы покалывало в преддверии нервного возбуждения. Дайки не отличался терпением, неуёмная жажда всегда гнала его вперёд, быстрее и быстрее, но этой ночью он готов был подождать.
Слева взвизгнули тормоза, и тёмно-красная Audi RS4 с вызывающим видом остановилась у черты. Литые диски, расписанный черными прямыми капот и идиотский список любимых групп на правом крыле. Кагами. Наконец-то.
- Эй, Аоминэ, готов потерять пять штук? - Тайга высунулся в окно, сверкая всеми тридцатью двумя зубами, заслугой американских дантистов.
"Сначала делай, потом выёбывайся", - подумал Дайки, глядя сквозь салон Audi на кар за ней - неприметный серо-голубой NASCAR Ford. Водитель сидел прямо, не поворачивая головы, и, возможно, так и надо было, но Аоминэ испытал сильнейшее желание схватить его за подбородок и повернуть к себе. Помешали метры, слои железа и что-то ещё, чему нет названия.
- Что такое пять тысяч в сравнении с возможностью сравнять твою гордость с асфальтом.
- Так уверен в себе, Аоминэ?
- Я не питаю иллюзий на счёт своих способностей, Кагами. А вот ты, похоже, не знаешь, где твой предел. Так и быть, я тебе покажу. И возьму недорого.
Лихорадочный блеск в глазах Тайги вспыхнул пуще прежнего, азарт, замешанный с бессонницей и эмоциональной чувствительностью ядерного реактора. Многообещающий коктейль. Коктейль Молотова. Кто-то же встряхнул его, да так, что Кагами вполне мог сойти за солнце. Будущая Сверхновая. Секунда, и "бум".
- Смотри, как бы тебе не пришлось платить за преподанный мной урок. Мы сделаем тебя!
- Мы? Не знал о твоей связи с императорской семьёй, - фыркнул Аоминэ, отворачиваясь. Его мнение о командной игре оставалось прежним, как и отношение к дилетантам. Пока он на трассе, у Кагами не было и шанса. Даже если Призрак ехал за ним тенью.
Аоминэ нахмурился, усилием воли загоняя ненужные мысли обратно в ту дыру, из которой они полезли. Это неизменно бесило его: он мог управлять машиной на скорости 200 км/ч, но его собственные чувства оставались неподвластными ему и в отместку за изгнание точили рассудок, будто черви.
"Нахрен. Главное, чтобы Тайга не сдался без борьбы".
- Давайте вы на трассе разберётесь, у кого длиннее, - лай Хюго раздался из рации в салоне Кагами, как глас небес. - Я не собираюсь объясняться потом с Рико, по какому ветру улетели пятнадцать тысяч зелёных!
В ответ красная Audi сердито зарычала, тихо вздрагивая всем корпусом. Кагами вцепился в руль и процедил сквозь нервную улыбку:
- Готовься глотать пыль из-под моих колёс, Аоминэ!
Вот она, здоровая конкуренция. Весело-задорно, и никакой мозгоебли.
- Ну, говнюк, - осклабился Дайки, выжимая сцепление и переключаясь на первую передачу, - смотри, чтоб я не зря приехал!
Списанная с порнографической манги школьница подняла над головой руки с зажатыми в них флажками, кары едва ощутимо напряглись, как хищники перед броском, и со взмахом белой ткани сорвались с места.
Облокотившись на перила пешеходного моста, Сацуки смотрела вслед уходящим на шоссе болидам.
_---------
Пять ярких игл прошили серый поток автотранспорта, одна вслед за другой, и помчались по чёрной глади скоростной трассы. Толпа, как привидевшийся морок, осталась далеко позади, в бесконечных десятках секунд до, вместе с исчезнувшей музыкой.
Стритрейсеры летели по широким полосам, виляя из стороны в сторону, при каждом обгоне машины обывателей проносились за окнами бледными пятнами. Камни на пути к запредельной скорости.
Начавшая свой путь ровным клином, тройка Сэйрин распалась и продолжила гнать по синусоиде, оставляя за собой растворяющийся в рисунке дороги узор фар.
Три на три, только этой ночью, Сэйрин и Тоуо наконец сошлись на трассе. Это как встреча медведя и акулы в сферическом вакууме, воображение глохнет, не справляясь, и разве что тотализаторы в полной мере оценили размах шоу.
Гонка началась с безбашенного прорыва, под улюлюканье и крики - на прямом участки все пытались набрать скорость и вырваться вперёд, авансом будущим нескончаемым поворотам, берущим лишние секунды.
Ниссан Аоминэ мелькал то там, то тут, показываясь на мгновение и снова исчезая за десятком левых машин. Кагами прибавил газу и попытался сесть ему на хвост. Два фаворита заезда - синее и красное. Позади Хюга шёл ноздря в ноздрю ещё с двумя из Тоуо, рискуя попасть в тиски. Они бы легко "проводили" его до колонны машин, а сами разъехались в стороны, оставив гонщика Сэйрин в хвосте. Тайга мысленно пожелал ему удачи, хрен бы это, конечно, Дзюмпэю как-то помогло, но Кагами не собирался жать на тормоз в сегодняшней гонке. Стиснув зубы, он гнал вперёд, чувствуя, как вдохи застревали в каменевших от нагрузки и напряжения рёбрах.
Уже на дороге, не просто видя, а участвуя, Тайга понял, почему Аоминэ называют лучшим. Скорость его реакции и пространственное мироощущение пугали. Кагами не то что не мог за ним угнаться, он не мог за Дайки банально следовать. Аоминэ перестраивался из ряда в ряд с невообразимой скоростью, вписываясь в открывавшиеся в потоке машин пробелы с хирургической точность. Десять сантиметров от тачки сзади, десять спереди, как швейная игла, и это не сбавляя скорости, несясь под 100 км/ч.
От одной мысли о таком у Кагами желудок скручивался в узел, верный признак страха у обычных людей, но Тайга перестал таковым быть ещё в Америке, когда сдавал на права. Он не боялся - его рвала на части его же собственная энергия.
Чем выше препятствия, тем интереснее их преодолевать.
В Токио, перенаселённом мегаполисе, от недостатка места растущем вверх, невозможно не санкционированно перекрыть улицу для стритрейсеркого заезда. Слишком плотный поток машин, слишком серьёзные якудзы, чересчур отчаянные гонщики. Четыреста метров за ночь просто чтобы выяснить, чья тачка разгонится быстрее? Драгрейсинг, забава для школьников, детские игры. Настоящий гонщик быстро пресытится этим баловством. И потребует больше. А у Токио будет, что ему предложить: переполненные дороги, где рулить надо не чтобы выйти из заноса или удержать кар на трассе, а чтобы не влететь в минивэн соседа на скорости 200 км/ч; тысячи огней, сливающихся в потрясающий вихрь адреналина; шанс импровизированной погони, которую при случае обеспечат органы правопорядка; и ни с чем не сравнимый вызов, который бросал этот город каждому, кто был достаточно смел.
Откуда в Токио взялось столько долбаёбов? Что ж, не все мечтают умереть старыми в своей постели.
Аоминэ ждал. Не особо сложно, когда счёт идёт на секунды, и когда знаешь, что точно дождёшься. Пять секунд, десять, ещё десять. Уже, стало быть, двадцать пять. Резко влево, обогнуть едва ползущую мазду, подрезать её же при обходе газели, и снова по прямой. Ещё пять секунд. Кагами плёлся где-то сзади, ни обещанной пыли из-под колёс, ни попыток обгона, пожалуй, Дайки был расстроен, вновь жестокий мир не оправдал его ожиданий.
Жестокий мир. Мурасакибаре бы понравилось.
Приборная панель в машине стритрейсера - это кусок из кабины истребителя ВВС, контрольно-измерительных датчиков столько, что приходится вырезать стереосистему автомобиля, чтобы всё поместилось. Не самое болезненное, что может сделать гонщик для облегчения веса своего кара. Часы - наименьший стеклянный кругляшек на этой панели, засунутый в самую жопу. Ни секундной стрелки, ни нормальных цифр. Для Аоминэ он оказался бесполезен. Выкинуть к чёртовой матери после заезда.
Тридцать два, тридцать три, тридцать четыре. Взгляд сам возвращался к зеркалу заднего вида, Дайки никогда особо не парился на счёт цветов, но красный уже начинал его раздражать. Испанские быки заслужили свою долю понимания. Навигатор нетерпеливо мигал, до съезда с шоссе оставалось совсем немного. Разогрев закончился, ребятки, Ад начинается сейчас.
Дайки щурился, всматриваясь в отражение дороги. Если он знал что-нибудь о Тэцуи, а он полагал, что знал больше, чем кто-либо, то было то самое время.
"Ты же не разочаруешь меня, верно?" - подумал Аоминэ; чуть больше злости внутри, чем он сам ожидал бы. Позади, сквозь весь шум и гул, Дайки различал едва слышное урчание чужого мотора. Оно, как понижение давления перед дождём, безошибочный знак. Дайки уже давно не надо было видеть, чтобы знать.
Куроко появился из ниоткуда, будто отделился от тени барьерного заграждения или вынырнул из асфальта. Как призрак. Заскулили покрышки, несколько автомобилей на трассе завиляли, съезжая с полос, пересравшиеся водители схватались за рули, на все лады матеря чёртовых гонщиков. Куроко до них не было дела. Он бросил взгляд на боковое зеркало и резко крутанул руль влево, подрезая Тайоту команды Тоуо.
- А раньше ты так сделать не мог?! - заорал Хюга в свой микрофон. Стрелка на спидометре резко завалилась вбок, и кар рванул вперёд, на обгон, мимо Тойоты и не дающего ей проезда Форда.
- Зачем раньше, если можно вовремя, - Тэцуя выровнял тачку и погнал следом за Дзюмпэем.
Кагами нагнал Аоминэ почти у самого поворота, где их путь уходил влево, вниз по съезду с шоссе. В другое время и в другом месте сей факт вызвал бы у Дайки приятное удивление, на вроде неожиданной скидки на низкопрофильную резину, но не в этот раз. Гонка - все шансы претендовать на смысл жизни - превратилась в набор механических движений и биологических реакций, она забита левыми мыслями и тем, чему не место в голове стритрейсера, когда он несётся под 120. Кагами был не просто противником, он был тем, кого выбрал и притащил Куроко. Он был заменой, и Дайки прекрасно понимал, что получит истинное удовольствие от гонки, только если Кагами выйдет из неё инвалидом.
Красная Ауди ехала след-вслед, будто это был не заезд, а охота, явно намереваясь срезать угол и обойти оппонента на повороте. Аоминэ усмехнулся, обнажая часть белых зубов и отпустил педаль газа. Ниссан, бывший на пределе сцепления с дорогой, от резкого смещения веса ушёл в занос. Красивый, выверенный контролируемый занос.
- Вот сука, - успел прошипеть Кагами, понимая, что происходит, и резко дёрнул ручник.
Ауди пронеслась боком несколько метров, будто готовая завалиться, оставляя на асфальте чёрные кривые, в её распалённом чреве что-то ужасно заскрежетало - едва не вырванный с мясом тормоз.
"Пиздец ручнику, - подумал Тайга цепляясь за руль, как за спасательный круг, - и мне тоже пиздец".
Но он всё же вписался в поворот, и стоило тачке повернуться решёткой по разделительной прямой, она тут же рванула вперёд, свирепо деря дорожное покрытие.
В течении восьми секунд пять машин пролетели мимо первого чек-поинта. Парень с зелёным флажком проводил кары взглядом и уже нажал кнопку вызова на мобильном телефоне, когда светло-серый Форд Наскар вынырнул из темноты и остановился, блять, чётко у светофора. Чтобы сей же момент сорваться в дрифт.

Пошла вторая минута заезда, и Дзюмпэй невольно вспомнил фразу, сказанную когда-то Кисэ на общей попойке, среди угара рейва. "Сэйрин может забыть про свои детские игры и мелкие уличные гонки в пригороде. Я говорю не о деньгах, престиже или общей планке, какая разниц, есть ли эта мишура. Нет. Куроко превратит их кровь в жидкое топливо, пустит в камеру сгорания и высечет такую искру, что кости потрескаются от жара. И обратного пути у них уже не будет".
Теперь Хюга понял, что Кисэ имел ввиду.
Город за лобовым стеклом превратился в смазанное пятно, будто Дзюмпэй и не одевал очки, машина неслась, едва не опережая рёв собственного двигателя, и костяшки пальцев побелели, резко контрастируя с чёрной отделкой руля. Хюга планировал купить Рико кольцо этим летом, установить "эффект НЛО" на свою Тoyota Supra и восполнить коллекцию фигурок самураев. Он помнил об этом, садясь за руль, но всё равно, едва поспевая следить за всей поступающей по нервам информацией и зная, что ещё чуть-чуть и, не сбавлял скорость. К дьяволу деньги, репутацию и сожжённую резину, адреналин и азарт стали его воздухом, и ещё никогда Дзюмпэй не желал победы настолько сильно.
- Один километр до финиша, - голос Куроко прекрасно заменил бы бесстрастную электронику навигатора, белая холодна простынь. У него были либо стальные нервы, либо глубокая психологическая травма.
Кагами отозвался речитативом сквозь скрёжет помех:
- От меня до Аоминэ метров восемьдесят, эта сука всё ещё впереди.
Слишком много. Хюга знал это точно, Кагами и Куроко - наверняка. Как только они выйдут на прямую, Дайки выжмет из своего монстра всё, и сколько бы оксида азота Тайга ни впрыскивал в впускной коллектор двигателя, Аоминэ будет не достать.
- Айда нам яйца отрежет, если мы проиграем, - сказал Дзюмпэй, с трудом сглатывая вязкую слюну. Давно провонявшаяся потом футболка снова прилипла к телу. Он был готов к тому, что должно было произойти, он думал, что был готов, но бренная тушка всё равно отвечала всеми положенными признаками бешеного страха. Сэйрин не сдаётся, Тэцуя не сдаётся, Тайга не сдаётся, а значит Дзюмпэй пойдёт под откос вместе с этим поездом. Вот прямо сейчас.
- Я тупо утоплюсь в заливе, если мы не выйдем вперёд на следующем повороте, так что двигайте! - о том, что творилось у Куроко в голове, знали разве что небеса, но на счёт Кагами Хюга точно не ошибся. Так орут только при разбеге для прыжка через обрыв.
Сумасшедшие. Все, кто его окружал - сумасшедшие. Хюга с тоской посмотрел на спидометр. Быстрее, мать твою, было уже некуда. Не на гражданской дороге.
Тайга думал иначе. Его Ауди неслась, будто под капотом были не простые лошадиные силы, а табуны из преисподней, оранжевый свет фар расплывался двумя огненными мазками, и казалось, что чёрные полосы текут вверх по капоту, и краска вот-вот слезет, обнажая грубый металл. От напряжения Кагами не мог разжать пальцы, руки намертво вцепились в руль и набалдашник стержня КПП, и при этом его грудную клетку распирало от дикого восторга, который всё нарастал и нарастал. Как раз то состояние, когда не хочется останавливаться, когда кажется, что вот-вот прорвёшься за невидимую грань, и машина воспринимается как собственное тело. Эффект аватара без Эйвы.
Аоминэ на своём синем Ниссане летел где-то впери, как грёбанный бог автострады, комета без хвоста. Но не все козыри Сэйрин были биты. Красная кнопка - Рико проявила неплохое чувство юмора - едва светилась на тёмной панели Ауди, почти зловеще в условиях тотального пиздеца.
- Куроко, нужна твоя помощь, - сказал Тайга, заранее зная, что так или иначе пожалеет о задуманном.
- Я работаю над этим, - раздалось из наушника. Ни объяснений, ни следа Форда на дороге.
- Где ты, блять?!
- Слева.
Кагами автоматически повернул голову.
- Какое "слева", там тротуар!
- Да.
- Что д... Ты охренел?! - Дюмпэй резко выпрямился в своём кресле, ремни безопасности врезались в плечи. - Тэцуя, ублюдок, сворачивай!
- Кагами, у тебя будет где-то пять-шесть секунд на обгон.
- Куроко, ты рехнулся?! Кагами, не смей, он...
Дзюмпэй всё ещё орал, когда начался отсчёт самых страшных секунд в его жизни, и видит небо, он пытался, но никто его не слушал. Как говорил потом мужик лет тридцати, заядлый любитель заднеприводных каров, который в ту ночь стоял на почётном последнем чек-поинте, это было одно из наиахрененнейших зрелищ, что он видел на дорогах Токио.
От реденького потока машин отделился серый спортивный автомобиль и помчался по пустому тротуару, набирая скорость. Он почти обошёл красный кар, что оставался на дороге, когда стало понятно, что он несётся прямо в сторону надземного перехода, что высился поперёк дороги - длинного тоннеля с лестницами для подъёма. И именно на этой лестнице серая тачка исчезла, чтобы через мгновение вылететь по косой над проезжей частью, вынеся к хренам прозрачную пластиковую стену перехода.
Пластик осколками сыпался на лобовое стекло Тойоты, Хюга молил и материл богов всего японского пантеона, а кар Куроко по широкой дуге летел вниз, к неминуемому соприкосновению с асфальтом.
- Какого... - Аоминэ едва не потерял управление, когда серо-голубой Форд, чудом не шаркнув брюхом по крыше его машины, рухнул на асфальт прямо перед капотом ниссана.
Теоритически, Форд должен был развалиться на месте. Если бы он был настолько же облегчён, как остальные кары. Теоритически, он должен был завалиться на бок и три раза перевернуться через собственную крышу. Теоритически. Если бы Куроко, то ли почувствовав, то ли просчитав, не среагировал вовремя и не удержал Форд от смертельного заноса. Дымя жжёной резиной, тачка начала мелко вилять по полосе, оставляя за собой чёрные полукруги от шин. Куроко не тормозил, он продолжал гнать, едва снижая скорость.
Дайки всегда знал, что Тэцуя - это тщательно замаскированный, скрытый пиздец. Он знал, чего от Куроко можно было ожидать, имел честь видеть. Но на мгновение всё равно потерял дар речи. А потом подался вперёд и заорал на всю мощь лёгких, не заботясь о том, что не услышат:
- Ты идиот, Тэцу! Ты чёртов псих!
Сквозь дерущую горло злость в голосе пробивалась дрожь, как будто осталось, не добралось до поверхности что-то ещё, что Дайки не выразил, но даже он сам вряд ли заметил это. А кроме него было и некому.
Те несколько секунд, что Форд заносило, и Дайки был вынужден сбросить скорость и не мог его обойти, те секунды, где Дайки почему-то не мог дышать и контролировать речевые органы, - их хватило, чтобы Кагами совершил рывок и с громким гулом пролетел мимо Аоминэ, скрываясь за поворотом.
Короткая тень ауди заслонила лицо Дайки от уличных огней, и, уйдя, унесла с собой всё лишнее, всё проступавшее из глубины, расползавшееся жаром под кожей. Остался лишь тёмный блеск в прищуренных глазах и заострившиеся линии скул.
Пот заливал Куроко глаза, непослушная машина и попытки удержать Аоминэ отнимали последние силы, но эхо ликующих криков Кагами в наушнике стоило его полной страховки. Жаль, ну да и плевать, что он не успеет увидеть, как Тайга испытает ускоритель и пересечёт условный финиш. Куроко не было нужды убеждать себя не ликовать раньше времени, он не из тех, что говорит "гоп" не перепрыгнув, хотя огромная птица-радость уже раскрывала внутри него свои белые крылья. Когда-то давно, когда команда Тэйко не распалась ещё на самодостаточные части, Акаши подсадил всех своих друзей на самый сильный наркотик - пьянящее чувство победы, и избавиться от сладкого предвкушения-отголоска пока не удалось никому.
- Вот сука, - шипел Дайки, - какая же сука.
Сквозь тонированные стёкла Форда не выцепить ни очертаний торчащих во все стороны волос, ни рук на руле, ни отражения глаз в зеркале на лобовом, Тэцуя спрятался в свою машину, как в раковину, забрался в кусок металла, будто семь тысяч оборотов двигателя - это стена, защита от всего остального. Будто только в гонке дело. Дайки не понимал, ни тогда, ни сейчас, что нужно Тэцуе, что, чёрт возьми, нужно ему самому; вся эта хрень, что творилась между ними, была гораздо сложнее термодинамики. Смутное чувство расширяющейся, выжирающей пустоты в беспросветном хаосе среди рёва моторов, ничего не значащих побед и дорог, на которых они с Куроко больше не встречались.
А без того, что поглощала пустота, от жизни Аоминэ оставалась только трасса, только предел единения с машиной и въевшаяся в кровь привычка бороться. На дороге он мог это делать, он знал, с чем имел дело.
Если Тэцуя хотел одержать над ним верх, ему следовало стараться лучше.
Аоминэ решил, что у него ещё будет время. Он посмотрит на Тэцую потом, после его разгрома, посмотрит, как он будет выглядит, когда его новый свет осыплется пеплом.
- Ты своё отработал, детка, - Аоминэ сжал пальцы на переключателе передач, - теперь вали.
От Тэцуи до Аоминэ было меньше полуметра, и если бы Куроко мог видеть его лицо, то тотчас же понял бы, что Сэйрин проиграли эту гонку.
Дайки рывком переключил передачу, сбросил скорость до ста и резко ушёл вправо, почти вылетая на встречную. Под сигналы шарахавшихся в стороны автомобилей стрелка спидометра в ниссане снова качнулась и стремительно поползла к отметке "160". Не медля, Дайки врубил подачу закиси азота в топливо, и кар на бешеной тяге рванул вперёд.
Аоминэ водил так, будто в его распоряжении была не машина, а истребитель. Он вошёл в поворот, оставляя за собой языки белого пламени, двух соперников, двух соратников и очередную городскую легенду.
Если бы он мог, Тэцуя закрыл бы глаза, но комы духа было достаточно на один вечер, мир мог обойтись и без смерти тела. У него при виде грубой красоты, которой отличалось вождение Дайки, давно уже не перехватывало дыхание - научился справляться, но то, что чувствовал Куроко, можно было бы назвать восхищением. Только у этого восхищения был горький вкус.
Толпившиеся вдоль пустой улицы зрители орали, как могли. Все видели, но едва ли кто-то успел толком осознать произошедшее, когда Дайки, подобно дьяволу, вылетел из-за угла, едва не обтеревшись боком о стену, и за несколько мгновений обогнал красную Ауди Кагами на безжалостные сто метров.
_---------
- Мне кажется, или Аоминэ-кун выглядит не слишком довольным? - протянул Кадзунари, засовывая руки в карманы брюк и присаживаясь на капот зелёного мерседеса SLS Мидоримы.
Кисэ хитро глянул на него и усмехнулся, мягко, будто кот.
- Как тактично ты обошёл более точные характеристики. Я бы сказал, что Аоминушка сейчас нещадно душит окружающих своей чёрной аурой. Прямо питон.
Такао вытянул шею, чтобы разглядеть получше. Дайки, по его мнению, для змеи, пусть даже толстой, был широковат. У него был другой тип силы, настроенный на схватку, а не на один точный удар.
- Он мог бы хоть руки пожать всем этим чувакам. Не питон, а скорее Везувий. Лаву ещё не извергает, но пепел уже застилает небо...
«Ага, чёрный, горячий пепел», - Кисэ задумчиво теребил серьгу в левом ухе - недавно появившаяся привычка, - и размышлял, каким образом Тэцуя столько времени выдерживал этот жар.
Резкий гудок автомобиля заставил обоих парней подскочить.
- Ты охренел?!
- Слезли с моей тачки, вы, двое, - вяло сказал Мидорима. Он сидел на пассажирском сидении, откинувшись на спинку кресла, но длины его руки вполне хватило, чтобы дотянутся до руля. Рёте всегда казалось странным - не самый большой Мидоримушкин загон, но всё же, - что Синтаро, за исключением, разумеется, заездов, заставлял Такао быть за рулём его машина, как личного шофёра. Весьма необычно для гонщика, а какая, должно быть, зверская склонность к эксплуатации.
- Вот зануда, - буркнул Кисэ, не особо, впрочем, зло. Чтобы действительно разозлить его или обидеть, надо было ещё постараться. - Сам-то ты что думаешь?
- По поводу? - стёклышки очков тускло отсвечивали от десятка ярких огней, но было ясно, что Мидорима, как и остальные, смотрел в ту сторону, где остановились окружённые толпой машины Тоуо. Для кого-то настало время ликовать.
Люди всегда рады чувствовать новых героев, конфетти и громкая музыка приобщают их к чужим подвигам; гораздо легче созерцать Сверхчеловека, чем пытаться стать им. В случае проигрыша они с не меньшим рвением втаптывают старых героев в грязь, повесив на их шею с десяток собственных грехов, чтобы и от захлёбывающихся жижей была хоть какая-то польза.
- Синтаро, не ломайся, он же твой друг, поделись мыслями, - усмехнулся Такао, и, кажется в очередной раз прокололся, как и всегда, впрочем, если речь заходила о Тэйко.
Мидорима будто освежевал его взглядом. Живьём.
- Мы. Не. Друзья. И постарайся уже завести свои собственные мысли, а не клянчить мои.
Уголки губ нервно дёрнулись, Кадзунари предпочёл сделать вид, что ничего не было, но ни хорошей мины, ни хорошей игры у него не вышло. А Кисэ, миротворец Кисэ, и не попытался вмешаться, редкие созвездия Токийского неба занимали его куда больше.
- А Дайки... он просто зол, - сказал Мидорима, поправляя обрезанные перчатки. - И всё. Когда он зол, к нему вообще лучше не лезть. Такие, как он, со своими проблемами справляются сами.
«На самом деле, - думал Кисэ, - это справедливо для каждого из нас. У каждого свои проблемы и способы их решения».
- Он же победил, - Кадзунари недоумённо вскинул брови, как ребёнок, и, глядя на эту его мимику, можно было понять, почему Мидорима держал его при себе.
Усталая Сацуки, которая все это время опиралась на крышу мерседеса, подложив ладони под подбородок, сжалилась над ним.
- Аоминэ-кун зол, потому что победа без Куроко не приносит ему радости, - терпеливо пояснила она. - Как будто в обычных сигаретах снизили дозу никотина.
- Я думал, он не курит.
Момои потёрла глаза, немилосердно размазывая тушь. Мужчины, поголовно, были скучны и предсказуемы.
- Нет, не в этом суть. Человек склонен не замечать чего-то до тех пор, пока не лишится этого. Тэцуя был для Дайки своеобразной константой, частью гонки, частью борьбы, частью победы. Мне кажется, он так к этому привык, как привыкают влюблённые, когда объект их фиксации заседает в голове и крутится там заевшей пластинкой, как бэкграунд.
- Не удивительно, что он затащил Курокушку в постель меньше, чем через месяц, - Рёта едва заметно поморщился и, сняв с себя куртку, накинул её на плечи Сацуки, прикрывая почти обнажённую спину и крепкие бёдра, прижатые к холодному боку машины.
- С учётом характера Тэцуи, - Синтаро покачал головой, - вынужден не согласиться.
- Ну, да, Курокушка, он вещь в себе. Зато какой милый.
- И демонов у этого милого хватит на нас двоих.
- Кто на что ведётся.
- Кадзунари-кун, ты как-то побледнел, - Сацуки обеспокоенно повернулась, заглядывая Такао в глаза, но было в её заботе что-то фальшивое, как крокодильи слёзы. И вот так, на фоне Мидоримы и Кисэ, даже в ней проявлялся этот особый отпечаток Тэйко, специфическая энергия, заряд третей полярности.
Бившее по ушам басы начали затихать, им на смену пришли звуки захлопываемых дверей и заводимых автомобилей. Девушки, шатаясь на каблуках, расширенными зрачками искали среди стритрейсеров знакомых водителей или их кары, цеплялись тонкими пальцами за отвороты чужих курток или покорно отдавались в руки, уверенные, что пока любой гонщик здесь был трезв. Уже через несколько минут от сборища стритрейсеров не останется ничего, кроме бензиновых пятен на асфальте, они расползутся по городу, в поисках пьяного угара и сна.
Аоминэ стоял у своего ниссана и неторопливо отсчитывал деньги, суета рейва вокруг его не занимала. По десять штук в руки, лёгким движением, раздел выигрыша как особая прелесть командной игры. Было бы так, если бы Аоминэ не вёл себя - без слов - как подающий милостыню. Такао перевёл взгляд с Дайки, ищя в толпе неприметную фигуру Куроко, довольно наивно с его стороны. Тэцуя был призраком вне зависимости от факта на колёсах он или нет.
- А почему они разбежались, если, вы говорите, всё у них было так хорошо?
Лёгкая заминка на "у них", едва заметная, но выдала так же, как напускная непринуждённость. «Нет, ты не ошибся, речь идёт о парне и о парне», - Мидорима достал из бардачка пачку сигарет и вылез из машины, на ходу прихватывая зубами светлый фильтр.
- Тебе послышалось. Ни этого слова, ни его синонимов никто не упоминал.
- Сацуки так романтично всё расписала, что любой бы запутался, - Кисэ улыбнулся, подмигивая Такао. - Тебе не скажут, как всё на самом деле было, потому что отношения со стороны могут сильно отличаться от того, что там действительно между людьми творится.
- Ну вот, опять я виновата, - фыркнула Момои, закутываясь в куртку Рёты. - А со стороны, если уж на то пошло, мне всегда казалось, что из-за этих двоих любое пространство превращалось в заполненную кислородом камеру, и стоит им встретиться глазами - всё загорится, как от искры статического электричества.
- Нездоровая какая-то химия, - пробормотал Кадзунари, скорее сомневаясь, чем выказывая удивление. Синтаро милостиво протянул ему пачку с постукивавшей внутри зажигалкой. - Они поругались?
Тонкий сигаретный дым медленно поплыл по воздуху, растворяясь сизым облаком. Сколько ни пытайся обойтись без сплетен, а жизнь всё одно на восемьдесят процентов завязана на отношениях с другими людьми.
- Хрен его знает, - сказал Кисэ, отойдя на добрых два метра. Момои улыбнулась, пряча весёлые искры за густо накрашенными ресницами: он не боялся разгоняться с места до ста, но избегал пассивного курения - вредно для здоровья. - В один не особо прекрасный момент все просто заебались и разъехались кто куда. Не смотри так, Такао-кун, это не мы создали из распада команды тайну.
Мидорима кивнул и усмехнулся.
- Это была она, Момои, - он кивком указал на девушку. - У неё полсемьи в маркетинге. Признайся, ты и в детском саду лук из своего супа соседям со скидкой сбагривала?
- Не было никакого лука!
- Морковка?
Ещё минуту Кадзунари и Кисэ тихо смеялись, глядя, как Сацуки маленькими кулачками колотила Синтаро по плечу.
- Мы думали, Аоминэ позовёт Куроко с собой, - пояснила Сацуки, отдышавшись.
- Или потащит.
- Нет, Курокушка... - Рёта снова начал крутить серьгу, подбирая слова. - С ним у Дайки иначе. Он уважает его и его волю. В глубине души, во всяком случае.
Мидорима затянулся поглубже и медленно выпустил дым из лёгких. Сам-то Аоминэ, интересно, знал об этом, весьма субъективном, уважении, когда оставлял Куроко свободу выбора? Оставлял - отпускал, выкидывал в реку, за ненадобностью, проверяя, что будет. Побежит ли Куроко следом и нужен ли он буде будет Дайки – новому, переступившему все пределы, какие только есть у гонщика. Свобода выбора как избрание баррикады, либо за, либо против. А вышло-то, что против, да, Аоминэ? Не болело потом до тошноты, до разбитых чашек, меж рёбер? Нелегко ведь любить и топить одновременно.
Сацуки, взглядом спросив у Синтаро разрешения, открыла дверь машины и плавно села на пассажирское сидение, изысканно закинув одну ногу на другую. Она была из тех девушек, чья феминность проявлялась в любых обстоятельствах, Момои оставалась бы принцессой даже в противогазе.
- Так или иначе, а они разошлись. Аоминэ-кун делал вид, что ему похуй, и читал журналы, Тэцу... как всегда. Завис, наверное, у себя в гараже, и перебрал Форд от переднего до заднего бампера.
- Значит, они оба вели себя как всегда, - выдохнул Кисэ; он напоминал старшего брата, в очередной раз наблюдавшего провал младших детей. - Лучше бы трахнулись да помирились. У меня с девушками всегда безотказно срабатывает.
- Потому что у тебя что ни неделя, то новая пассия, ты безжалостный тип, Кисэ-кун! - Сацуки скорчила обиженную рожицу, но тут же отвлеклась на новый талисман Мидоримы - свисавшую с зеркала заднего вида отвратную жабу на цепочке. Жабу было приятно крутить пальцами. - Я видела Куроко один раз, в магазине, когда закупала машинное масло. Месяца через три. Я тогда ещё не поняла, что он задумал, поэтому его решительный вид меня даже порадовал.
И любопытно, и спросить неловко, Такао чувствовал себя пятнадцатилетним шкетом, попавшим в закрытый частный клуб, для которого он не подходил по любым параметрам.
Какая-то девчонка возле тройки Сэйрин громко и неразборчиво что-то кричала, порываясь избить одного из гонщиков банданой; не самое опасное оружие, но девушка была настроена серьёзно.
- И этих людей он собрался сделать новой лидирующей командой Токио, - вздохнул Мидорима, будто невзначай, умел быть тактичным, когда хотел, а Кадзунари чуть не свернул себе шею, мотнув головой туда и обратно.
Кисэ наклонил голову, пряча лисью усмешку, и тоже посмотрел на Сэйрин. Они не выглядели проигравшими, как было бы положено разгромленным в пух и прах, после колёс Аоминэ так и вовсе пыль по ветру; хмурые, мрачные - да, но ни капли отчаяния. В голову лезла старая как мир фраза о битве и войне, Рёта вспомнил её с иронией, но ведь ирония была лучшим отражением реальности.
- Как думаете, Курокушка спит с Кагами?
- Кагами спит со своей машиной, - сказал Синтаро прохладно. - А Куроко... он такой бледный, что, наверное, не спит вовсе.
Вряд ли он их услышал, сорок метров расстояния, помноженного на общий гвал и гул машин, но Сацуки едва не вздрогнула, когда Куроко вдруг поднял голову и посмотрел прямо на них, сначала не видя, а потом узнавая.
Бешеная интуиция.
Что ты делаешь, зачем, чего ради; у Момои были десятки вопросов, и она ненавидела оставлять себя без ответа, но Тэцуя смотрел на неё своими невозможно голубыми глазами и будто говорил: "Жди и увидишь". И не дальше, сколько бы Сацуки ни пыталась пробиться; она не ловила эту радиостанцию. В сущности, на неё мог настроиться только один человек.
Тэцуя помахал ей в знак приветствия, заученное движение, социальная норма, Момои подняла увешанную браслетами руку и помахала в ответ, чувствуя, как губы растягиваются в улыбке. Прямая передача радости по воздушным путям сообщения. Аоминэ убил бы её, если бы видел, не физически, так морально, но он стоял ко всему спиной, в прямом смысле. Не похоже на него, на самом деле, у него ведь пунктик на то, чтобы видеть, и чтобы видели, что он видит, любимый сорт психологического насилия. Один из любимых.
И ведь не всё равно же было, кого мучить, пусть Дайки и не отдавал себе в этом отчёта.
Куроко отвернулся, его позвал Тайга. Новый свет. Звучало бы избито, если бы не контекст, наводивший на мысли о блядстве. Момои смотрела на Кагами и не могла решить, был ли он сутью или выбранным Куроко приложением. Новый свет. Только сияет он как-то неровно, Тэцуя, вот и сейчас, когда зовёт тебя и кладёт руку на плечо, а ты тут же возвращаешься в свою роль своевольного отражения-негатива. Или можно списать это на проигрыш и эмоциональность? Сложно сравнивать, Аоминэ ведь не проигрывал.
Сацуки незаметно выдохнула, и пар осел на стекле полуоткрытой дверцы. Отражение как немой укор: спать надо больше, детка, и напейся уже, что ли, в качестве сеанса релаксации.
Чтобы исправить макияж, хватило двух движений, ещё по одному на причёску и съехавшую лямку лифчика. Момои твёрдо поставила заключённые в латы ботильонов ножки на асфальт и встала, не пошатнувший. Феникс из пепла. Принцесса должна оставаться принцессой, иначе грош ей цена.
- Поедешь со мной? - спросил Рёта, аккуратно помогая Момои снять куртку, галантность среди бензина, металла и девиза «да хранит тебя контрацепция».
- Нет, я же домой, - улыбнулась Сацуки, до излома выпрямляя плечи. - Аоминэ-кун меня довезёт.
- Я думал, он не любит, когда кто-то лезет ему на пассажирское.
- Не любит. Но я в счастливом списке исключений.
_---------
От распахнутых настежь ворот веяло нагретой духотой, она вползала внутрь, разрасталась в гараже, как что-то живое и достаточно отвратительное. Её хотелось сбросить с себя, снять с груди и нормально вдохнуть прохладного воздуха. Солнце встало четыре часа назад, но у него точно были большие планы на этот кусок земли в Тихом океане.
Куроко лежал на обшарпанной скамейке, подложив руку под голову, мокрый платок на лбу нагрелся и вносил свою лепту в общий фон физического дискомфорта. Тэцуя не открывал глаза, тупая боль в висках от режущих лучей света усиливалась в сто крат. За бессонную ночь приходилось расплачиваться навязчивой ломотой; казалось, кости черепа, как литосферные плиты, сталкивались и находили друг на друга.
- Не знаю, что с твоей невидимостью, но сейчас она бы очень не помешала, - платок с головы исчез, раздался плеск воды и шуршание льда в переносном холодильнике, и на лоб снова опустился холодный кусок ткани. - Я как будто труп прячу.
- Спасибо, Сатоси-кун, - хрипло, во рту сухость и вязкая слюна.
- "Спасибо" даже много, лёгкого румянца было бы достаточно.
Улыбка получилась слабой и явно не такой жизнерадостной, как хотелось бы Куроко, трудно выглядеть бодрячком, когда у тебя похмелье. Мокрый платок, надвинутый и на закрытые веки, принёс временное облегчение, Тэцуя предпочёл бы бассейн, но жизнь неустанно учила его, что приходится обходиться тем, что есть, и он неплохо усвоил её ультиматум.
Когда-то восторженный Кисэ рассказывал ему о психологической терапии - не панацея, но реальность слишком стервозная штука, чтобы не пытаться свалить от неё хоть ненадолго.
Куроко приоткрыл рот, набрал в лёгкие побольше воздуха и представил себя медленно погружающимся на дно бассейна.
- Тайга его вчера одного оставил что ли? - голос Рико, далеко, за ширмой подкрадывавшейся дрёмы. Плюс двадцать градусов, толща воды над головой, слепящее солнце растекается дрожащим пятном.
- Куда там, вместе пили, - это был Хюга, тоже далеко, как из бочки. - Потому и дохлый такой, Тайга же что съесть, что выпить, за десятерых может.
Ниже и ниже, лопатки касаются твёрдой плитки дна, ни звука. Мысленно Куроко замер в этом заполненном водой нигде, вакуум внутри и снаружи.
- Пусть тогда валит и зарабатывает себе этим на новые тросы для ручника. За один вечер умудрился и тачку ушатать, и гонщика.
Расслабленные руки покачивались, вода и холод обхватывали тело со всех сторон, почти нежно, доверительно, точно так же, как если бы он тонул в океане, в полной темноте, опускаясь метр за метром в этой иллюзии заботы и поддержки. Куроко выдохнул, и белые пузырьки вереницей потянулись к искрящейся поверхности, наверх, к солнцу.
А потом вода вокруг дрогнула, как от толчка, будто стенки бассейна были сердцем, поверхность пошла рябью, и Тэцую резко снесло назад и вправо, в автомобильный гул, в перегретый салон машины, в то самое мгновение, когда все его усилия перечеркнули, словно страницу в тетради.
Куроко схватил платок и резко сел, спустив ноги со скамейки.
- Ты чего подорвался, следующую реинкарнацию увидел? - удивилась Рико. Тэцуя глянул на её испачканные в машинной смазке руки, зажатую в них неопределённого цвета тряпку, и субару с открытым капотом позади. Во сколько же она встала, чтобы добраться до гаража в такую рань.
- Ничего, забей.
«Такое бывает, Рико, когда ты столько бежал за солнцем, а оно оказалось на расстоянии световых лет от твоей неменяющейся орбиты».
- Зря ты это, - Дзюмпэй покачал головой и кинул Куроко банку пива из холодильника, видимо, было в выражении лица Тэцу что-то такое, - теперь она признает тебя окончательно реабилитировавшимся и устроит разнос.
- Снова? Вчера же был, - при виде банки стало ещё хуже, Тэцуя повертел её в руке и отставил. Алкоголь, увы, был не его способом решать проблемы. Спиртное вообще никогда не решало проблемы. Разве что отравленное сакэ избавило кого-то когда-то от лишних соседей в этом большом и таком тесном мире.
- А вчера, - Айда откинула ключ на ящик с инструментами, высокая железка на колёсиках задрожала и загромыхала, - я не видела, что ты сделал с подвеской.
Капот Тойоты с хлопком закрылся. Дзюмпэй, с непередаваемым драматизмом, накрыл лицо ладонью, глядя на любимую женщину через щель между пальцами.
- А сегодня, заглянув под твою машину, Куроко, я чуть челюсть не потеряла, и не от восторга, смею тебя заверить! Как ты понимаешь, мне стало неудержимо любопытно, что же, блять, нужно было сделать с тачкой за одну гонку, чтобы так её ушатать?
Куроко потянулся за пивом и приложил холодную банку к виску.
- Она подняла меня с постели, - Тэцуя скосил глаза на Дзюмпэя, тот воплощал собой вину и раскаяние. - Шесть утра, я без задних ног. Повёлся на её "милый" и "кофе будешь", даже то, что разговор был телефонный, меня не насторожило. А потом...
- Я взяла его за яйца, и угадай, что он мне поведал? - Куроко не стал угадывать, он знал. Не быть тебе самураем, Хюга. – Четыре метра. Четыре, дурья твоя башка.
- И мелкие ступени.
- К чёрту ступени, Сатоси, к чёрту царапины и вмятину на решётке. Ты представляешь, какова была сила столкновения?!
Рико запнулась на полуслове, её руки бессильно опустились. Она просто не могла. Перед ней сидел не человек. Куроко был похож на потрёпанную, почти сломанную куклу, умные усталые глаза, мятая футболка и гнездо на голове. За одну ночь. Форду с этой грёбанной подвеской повезло больше.
- Я теперь не знаю, что мне с тобой сделать: душу вытрясти или на томографию потащить? - Айда села на скамейку. - Ладно сотрясение, а если бы у тебя почка оторвалась или ещё какая-нибудь хрень приключилась?
Сотрясение. Дзюмпэй покачал головой. Из Тэйко вряд ли кто-то ушёл без перегоревших участков мозга.
- Где все?
Куроко повернулся на голос. У ворот стояла высокая фигура, подсвеченная со спины ярким утренним солнцем.
- Переходи на тёмную сторону, - сказал Тэцуя, щурясь на свет. В ответ раздался смешок, и Кагами зашёл в гараж, напоказ расправляя вечно сутулые плечи.
Выйдя прошлой ночью из машины, он сделал то же самое. Они с Тэцу падали вдвоём и вдвоём же подымались. Сами, опираясь на то, что другие назвали бы неявной моральной поддержкой. Ещё один виток в арматуре внутреннего стержня. Куроко никогда не забывал, что каждый из них бежал по своей дорожке.
- Остальные за завтраком пошли, - Айда встала и сложила руки на груди, напоминая стандартное амплуа шефа полиции из сериалов. - Что у тебя?
- Я нашёл полигон, - сказал Кагами, не глядя на неё, он пристально всматривался в лицо Тецуи, будто на его коже или в глазах вот-вот должны были проступить божественные откровения. Пока там были только следы похмелья.
Сатоси и Дзюмпэй синхронно встали, один за ноутбуком, второй за компанию. Находиться между Кагами и Куроко всегда было неловко, ощущение третьего-лишнего заставляло пятиться и освобождать пространство. Эти двое были на своих местах, как атомы в молекуле, валентность закрыта, не протиснуться. Как будто застыть на железнодорожных путях, по которым постоянно ходят поезда понимания.
- Что ты намерен там делать? - спросил Тэцуя, отодвигаясь, чтобы освободить Кагами место. Тот сел и вместо ответа протянул ему железную банку газировки.
Апельсин. Не так уж плохо, хотя бы не вишня. Но мог бы и объяснить.
«Эй, Тайга, сколько нужно выпить, чтобы не снились сны?»
- Сегодня не смогу, мне ещё машину Куроко латать, - Рико кивком указала на Форд. Тэцуя отпил из банки, с меньшей жадностью, чем сделал бы человек, у которого во рту пески Сахары, и в который раз мысленно попросил у кара прощения.
- Я буду с Алекс, - сказал Кагами. Куроко вдруг резко пожалел, что отказался от пива.
- Огнетушитель не забудь, эта сумасшедшая наверняка понятия не имеет о технике безопасности, - проворчала Рико и бросила на Тэцую изничтожающий взгляд. - Как и ты.
- Прости.
- Ты мне ещё исповедуйся тут.
- Не ори на него, - Куроко почувствовал, как его разворачивают за плечи и тянут вниз, - Троянский конь был менее ахуенен, чем то, что он сделал вчера.
Какая щедрая похвала, но...
Надавливание было слабое, но настойчивое, Тэцуя поколебался секунду и позволил уложить себя Тайге на колени. Длинная серебряная цепочка с тяжёлым кольцом на шее Кагами слабо поблёскивала, серая змея на фоне чёрной майки. Тэцуе хотелось сказать что-то вроде "Эй, мы уже проходили это. Ты и я - ничего же не выйдет", но он перехватил спокойный взгляд Кагами и расслабился, удобнее пристраивая голову у того на колене. Никаких искр, никакого жара, и внутренности не подводило сладкой болью. Солнечное сплетение не вспыхивало, как перегруженная электросеть. Штиль.
- Засунь свои долбанные эпитеты себе в жопу! - Рико сердито пнула ящик для инструментов. - Я механик, а не грёбанная медсестра, Кагами, моё дело - машины. Крепкие ремни, подушка безопасности и система огнетушения - всё, что меня касается в вопросе "как не дать этому парню сдохнуть", остальное делает водитель. Ты видел его кар? Залезь, посмотри. Это пиздец, Тайга, я понятия не имею, как он до финиша добрался!
Куроко тоже не знал. Это как забег на сто метров. Если бежишь с тем, кто быстрее, выкладываешься больше, собственный предел отодвигается всё дальше и дальше, и маячащая впереди спина лучше любой цели.
А есть ли он, этот предел?
Головная боль отступала неохотно, Куроко казалось, что ему было плохо за двоих - себя и Тайгу, выжравшего в три раза больше. Он вполуха слушал, как переругивались Кагами и Айда, на всякий случай, если в голосе Рико появятся обольстительные нотки, а в руках - что-то тяжёлое. У Тэцуи было смутное предчувствие, а он привык доверять интуиции, во всяком случае, когда речь заходила о дерьме.
Всё то тёмное, что всколыхнулось в Куроко прошедшей ночью, постепенно ложилось ровным слоем на самое дно, где и должно было оставаться, не мешать, не бередить. Демоны забились в свои норы. Спасибо апельсиновой газировке.
А потом в гараже появился Тэппэй. Лёгкой походкой дошёл до ворот и, не справившись на этот раз с ролью крепкого орешка, привалился к ним с видом, заставляющим подумать об отбитых почках. Ободряющая улыбка никак не сочеталась с его разбитой губой и сбитыми костяшками. Среди возникшей паузы отчётливо было слышно его тяжёлое дыхание.
- Ну, заебись, - выдохнул Дзюмпэй, снимая очки и потирая переносицу.
_---------
У них был уговор. Неформальный, разумеется. Аоминэ притворялся профессиональным игроком в покер, потягивал какую-то бурду из своего стакана и, без особого труда, прикидывался человеком, у которого никто никогда не вырывал кусок души. Момои делала вид, что не знала его с пелёнок, и добавляла детали понемногу, между делом, без особой системы и когда придётся. Это напоминало ей игру в шпионов. Двое сидят за барной стойкой, прикидываясь обсуждающими один предмет, когда в действительности причиной разговора является совсем другая тема. Самообман и обман в комплекте. Сацуки говорила, смеялась, жестикулировала, сотни слов, новостей и имён за час, а запретное "твой Тэцуя" так и не слетало с языка.
Ей всегда легко удавалось притворяться дурой.
Как-то Мурасакибара предлагал сделать ставки - неожиданно для человека, который слово "инициатива" и в словаре-то не встречал, но у него всегда было своё понятие о том, что “не скучно”, весьма узкое и странное. В любом случае, тотализатор не случился, и не из-за высокой порядочности команды, они-то как раз, собравшись, превращались в вихрь семи смертных грехов. Просто Куроко и Аоминэ связывал такой кубок переплетённых, спутанных, связанных нитей, что разобраться, где что порвалось и что из этого выйдет, не смог никто. Или не захотел. В той стороне будто стояла табличка "не тронь - убьёт".
Реалити-шоу прямо у вас под носом: Тэцуя, Дайки и пляска теней на стене.
Каждый раз, когда Момои задумывалась о них двоих слишком глубоко, у неё в груди что сжималось, ныло и болело, разрывалось на куски, и фантомное рисованное сердечко обливалось фантомной же кровью. Наверное, только женщины действительно способны давать любви право стоять над любыми законами. Иррациональная черта. Пожалуй, только она и была причиной, по которой Сацуки сидела в этом баре и помогала Аоминэ раздирать его раны. А, ну ещё потому что они когда-то спорили, у кого раньше вылезут все коренные зубы.
Дайки вертел стакан пальцами и без особого интереса разглядывал толстые грани; он больше слушал, чем говорил, ему было плевать на место, время, и, в целом, на всё, что рассказывала ему Момои. А она об этом знала, но это ведь было частью неофициального уговора. Вот только почти натуральное безразличие Аоминэ раздражало. Безразличие из разряда "нет, я не замечаю этих иголок у себя под ногтями", "нет, я не одинокий рейнджер", "нет, я действительно думаю, что ничего не случилось". Сацуки заправила за ушко выпавшую прядь волос и постаралась взять себя в руки, вряд ли кто понял бы, вскочи она сейчас и начни трясти Дайки за лацканы. Тебе же хреново, мудак, ты жрёшь сам себя, но продолжаешь сидеть здесь и пить, гадая, как же так выходит, что в ручке, которой ты пытаешься поставить точку, кончились чернила.
- Помнишь Киёси Тэппея? - спросила Сацуки; ещё одна её попытка сфабриковать беседу. Аоминэ не откликнулся, значит, не помнил. - Брови-гусеницы? Выбешивал Ацуши?
Один косой взгляд не мог вмещать столько презрения, но Дайки вообще, кажется, человеком не был.
- Эм, нет? Один из некоронованных генералов, основал Сэйрин.
- Все эти дешёвые понты порядком раздражают. Теперь любая шваль, сунувшаяся на дорогу, подбирает себе ленточки, - фыркнул Аоминэ. - Ты бы поменьше бросалась титулами. Акаши бы тебя уже испепелил, упомяни ты это при нём.
Спасибо, напомнил. Стоило Момои подумать о Сэйдзюро, и у неё даже рука дрогнула. Акаши - и дело тут не в разном цвете радужки - был из тех людей, которых боишься на подсознательном уровне, в основном из-за ауры, но и из-за взгляда тоже. С таким, как у бывшего капитана Тэйко, можно препарировать лягушек без инструментов.
- Так ты понял, о ком я? - Сацуки немного нервно схватилась за салфетку, стоило стереть пролившийся на пальцы коктейль.
- Ну.
- Твоё красноречие очаровательно.
- Предлагаешь мне сотрясать воздух, обсуждая какой-то смутный предмет с девушкой, которую я даже клеить не собираюсь? - Аоминэ подал Момои ещё одну салфетку.
"Можно подумать, будь у меня под юбкой член, ты бы стал утруждаться", - Сацуки вздохнула и стащила зубами оливку с зубочистки. За столько лет стоило бы смириться с тем, что Дайки декламирует монологи только на тему машин. В её компании, по крайней мере.
- Обсуждаем мы, если этот глагол применим в данной ситуации, не "смутный предмет", а Железное Сердце Сэйрин.
- И что с ним, заржавело?
- Вроде того, - кивнула Сацуки. - У него за последние два дня сильно раздулась медицинская карта - следствие встречи с Ханамией.
Это имя не могло не насторожить Аоминэ.
- Мокото? - рука Дайки замерла на полпути к стакану, и Сацуки едва подавила довольную улыбку. Ей надоело смотреть на тихое разложение, так что сегодня она намеревалась спровоцировать взрыв.
- Он самый. Один Тэндзин-ками знает, что они там не поделили, но говорят, Тэппея едва оттуда вытащили, чуть зубы на память не оставил.
Зубы были меньшим, о чём стоило беспокоиться, оказавшись на той территории.
- С каких пор тебя интересует пожар за рекой, Сацуки?
- Руки погреть, - сказала Момои, наивно распахнув глаза, и Дайки усмехнулся. - На мой взгляд, что бы там ни было, всё - чистая провокация, предлог. Всем известно, как в наших кругах решают конфликты.
- Что поставили? - не нравился Сацуки этот прищур, ой, не нравился. Дайки не дурак и никогда не был, как бы некоторым ни хотелось так его окрестить, он наверняка уже понял, к чему она вела, и повернулся к ней, ловя слова. А смотрел как кот на мышь в запертой комнате.
- Машины. Гонка объявлена на послезавтра, Кирисаки Дайити против Сэйрин, - Момои прикрыла глаза.
Стеклянный стакан пошёл трещинами и полетел, как бейсбольный мяч, прямо в полки с бутылками. Разговоры в баре почти полностью оборвались, стихли, посетители тут же начали оборачиваться на звон осколков и мат бармена. Аоминэ вскочил со своего места, повалив тяжёлый высокий стул, но вряд ли его это заботило, меньше чем экран мобильника уж точно.
Они оба знали, что Сацуки имела в виду: через день твой Куроко будет гнать по трассе с командой уголовников из якудза. Упёртый, честный Куроко пойдёт по болоту, заваленному трупами.
Они оба знали, что она просто кинула это ему в лицо, как сноп искр. Держи, обманщик, посмотрим, как ты разберёшься.
Момои смотрела вслед его отражению; Дайки успел пройти половину зала до того как вспомнил, что Куроко сменил номер. И квартиру, и основные маршруты. Сацуки видела его лицо в тот момент и вряд ли смогла бы объяснить, что увидела; за треснувшей маской проступало что-то уязвимое и одновременно злое. Будто затравленный зверь.
Он-то думал, что сможет пожать плечами и просто уйти. Дайки думал, что он - тот, кто без оглядки бросит старое и пойдёт своей дорогой. Вот он бросил и пошёл, да только якорь, многотонная гиря, зацепился за рифы, и при каждом шаге рёбра трещали и ломались от тяжести, а он, идиот, шёл, не понимая, что это за херня такая. И что это уже не исправить, что так крепко - навсегда. Ты либо тонешь, либо остаёшься, тяни - не тяни за собой эту тяжесть. Не оборвётся. Да, тебя наебали. Любовь вообще та ещё сука.
Сацуки неторопливо достала из своей сумки сотовый и, не глядя, подняла над головой, не дожидаясь того, как у неё перед носом появится требовательная рука. Дайки сгрёб телефон - в отражении маленькая розовая игрушка в смуглой лапище - и быстрым шагом направился к выходу, расталкивая подворачивавшихся под ноги.
Отличное шоу. Момои подпёрла голову рукой, с каких-то пор иметь дело со всем этим дерьмом стало ещё одной её негласной обязанностью, с хрена ли, интересно. Она же долбанный будущий менеджер, лучшая на курсе.
- Повторить, - она указала на свой стакан маячившему рядом бармену, но парень за стойкой выразительно вскинул брови и явно не собирался помогать ей замочить в спирте очередное пятно на репутации. Момои меланхолично посмотрела на хрустевшие под его ботинками осколки. Гадство. - Да, включите всё это битое и разлитое в мой счёт, пожалуйста.
По личной шкале Сацуки, вечер заканчивался паршиво. Она сидела одна, брошенная в баре, заказывая четвёртый коктейль, а сбоку, через ту яму, которую заполнял Аоминэ, неприглядного вида мужик бубнил о своих кредитах и уроде-шефе. Момои захотелось рассмеяться, вульгарнее, чем она могла себе позволить, и прямо ему в лицо.
«Два лучших мужчины в моей жизни оба геи да ещё и спят друг с другом. Давай, расскажи мне о своих проблемах».

далее в комментариях

@темы: Kuroko no Basuke, Ёбанный стыд