Есть у меня коричневый атласный сарафан, сшитый на заказ, точно по моей фигурке. Обычно я ношу его даже без бюстгальтера, так сказочно он обтягивает мой девичий стан. Однако, если вдруг кто помнит, по возвращении из штатов я несколько раскабанела, и размеры катастрофы проявились именно когда понадобилось мне влезть в этот сарафан - для практики в школе. Крах был полнейший, я даже застегнуть замок не смогла.
Вчера шкаф подвергся монгольскому нашествию, и, перебрав зимние и летние вещи, я решила примерить сарафан ещё раз. Внешний вид мой восстановился, но я по-прежнему вешу 52 кило, и было у меня смутное сомнение, что вот эти лишние четыре кило - это мышцы.
Сомнение полностью подтвердилось. Сарафан застегнулся, ровно лёг по бокам. Однако, когда я взглянула на себя в зеркало... это был пиздец. Мне не хватало только копья, шлема и пары суровых бородатых блондинов за плечами, чтобы сойти за валькирию. Ну, и крыльев, да. Ибо грудные мышцы и бицуху мои раздались так, что этот школьного покроя сарафанчик превратился в издевательство. Знаете, из разряда «это Сэйлор-галстук, сэр!»
Угадайте, кто этим же вечером делал дроп-сеты на бицепс, несмотря ни на что? Тот, кому придётся серьёзно напрягаться при следующем походе по магазинам.

@темы: Из моря

---

Ввиду некоторых сложностей пришлось мне, несчастной, попархать по форумам, почитать отзывы и комментарии различных людей, дабы собрать нектар информации. Среди всего прочего я, в процессе изучения этой исковерканной речи и сомнительных диалогов, открыла для себя разницу между понятием «тупой» и «дурак».
Так тоскливо теперь, так тоскливо, как после рассказов Чехова.

@темы: Из моря, Этот автобус идёт в Каван

---

Вчера Македонский был-таки наказан за своё пренебрежительное отношение к моим попыткам его воспитать - удалили мальцу два зуба. Так ему и надо, сволочи, чистить бивни надо было по приказу. Перед самой поездкой к стоматологу, у которого он уже, между прочим, как-то раз бывал, молодой и гордый вдруг накрутил себя, испугался и заработал спазм желудка. У него это нервное, стоит заволноваться или страху схватить, и пищеварительная система летит к хуям. Плюс, его ещё и в машине укачало. Сидел на заднем сидении, загибался, плакал и ныл. «В клинику пойдёшь с ним ты, - сказал отец, - ты гораздо более безжалостная». Видели когда-нибудь грустный смайлик в жизни, без передразниваний, а действительно унылое лицо? Вот, я созерцала в зеркале заднего вида все двадцать минут непроглядной вечерней пробки. А до конца вечера я наблюда за постановкой в два лица, как брат страдал, рыгал и не слезал с унитаза, а мать бегала вокруг него взволнованной угрюмой курицей.
«Нет», - в очередной раз подумала я. Никаких детей.

А сейчас я проматывать форумы, внимательно читая рекомендации на счёт ветклиник, потому что тот человек, который прописал Паштету активированный уголь и капельки для глаз, не показался мне надёжным, а кот весь день просится на ручки и выглядит обиженным. Я уже раз десять представил себе, как же он будет жить без глаза.
Ну, кто теперь взволнованная курица?

@темы: Из моря

---

Покормила утром кота (забавное зрелище: лохматая, в одних трусах и все руки окровавленные и в мясе), ушла на консультацию, вернулась через два часа, на лицо пиздец. Кот игнорирует обед, урчит с горя, правый глаз практически не открывает. Промыла глаз водой, кот возмущался, отбивался и всё ещё ходит лихом одноглазым. На гладкой блестящей поверхности глазного яблока какие-то полосы. Либо соринка, либо расхуярил роговицу.
За окном серо, холодно и дождь, а мне теперь пиздовать с весёлой мяукающей жёлтой корзинкой до ветеринара.

UPD: Коту засунули градусник в жопу, пощупали брюхо, на счёт глаза сообщили о каком-то помутнении, мол, это не механическое повреждение, а он мог травануться чем-то, и через кровь вышел вот такой эффект. Прописали капли, уголь, аевит и велели возвращаться через пятнадцать дней. Надеюсь, мохнатая жопа до того времени доживет. Под вопросом остаётся, как приучить его пить из миски, а не из туалета и ванной.

@темы: Из моря

---

Скольким же крутым пацанам суждено разочароваться в жизни, узнав, что людей вежливых, порядочных и до поры сдержанных уважают и ценят куда как больше, чем заводную, в авторитеты метящую шпану.

@темы: Из моря

---

(...)

Полотно неба, растянувшееся в оконном проёме от каменного свода потолка до плит пола, выцветало, как старая ткань. Аглай бросил быстрый взгляд на тёмно-зелёный горизонт и закинул на спину кожаный походный мешок; ремень едва оттягивал плечо, в сумке не было ни провизии, ни оружия, только сменная одежда, одеяло, пара книг да кошелёк с деньгами. Комплект, далёкий от того, что ожидали бы от опытного солдата. В конечном итоге оказалось, что у Аглая нет ничего, что стоило бы взять с собой. Что он хотел бы взять с собой.

В покоях было трудно дышать, хотя створки высоких окон были распахнуты настежь. Здесь всегда было трудно дышать, с самого начала, иногда Аглаю казалось, всё из-за тяжёлой резной мебели или толстых драпировочных тканей, что копили в себе пыль и мысли. Они замедляли, как песок. Впрочем, это их вина лишь от части. Было в этой комнате нечто, что давило на грудь, сжимало горло, и даже теперь, надев лёгкие кожаные доспехи, Аглай не мог избавиться от ощущения тисков на своих рёбрах.

Звёзды начали гаснуть. В углу, среди неясных теней комнаты, таинственно поблескивал серый металл. Аглай присел на корточки перед деревянной подставкой, как перед старой собакой, которую собирался бросить. Их было двое, два меча, разных словно небо и земля. Свирепый лев, представлявший собой навершие, сверлил хозяина изумрудными глазами; высеченное по тяжёлому эфесу тело переходило в искусно выкованную гарду, и рисунки мастеров испещряли лезвие до самого острия. Меч-победитель, меч, сам рассказывающий свою историю, меч, омытый кровью, как Недирийские горы дождевыми потоками. Меч императора. Он должен был остаться в этих покоях, как и всё остальное. Это был неплохой способ от него избавиться, хотя всё же лучше было бы кинуть в реку.

Аглай взял другое оружие, тихое, тусклое, с идеально гладкими гранями; оно вошло в ножны и скрылось под полами старой, побитой временем куртки. Сколько он проходил в ней, пять лет, шесть, а то и все десять? Или лучше измерять километрами? Почему-то эта куртка была удобнее всех пошитых на него мантий, хотя нитям её пора было бы осыпаться прахом. Одно это - повод заставить портных сшить перчатки из их же кожи.
Аглай усмехнулся. Пусть этим займётся кто-нибудь другой.

Он накинул на голову глубокий капюшон, полностью скрывший лицо, и толкнул оббитую железом дверь. Коридоры встретили его глухим молчанием и пустотой, какие бывают только ночью. Мягкие подошвы сапогов скрадывали звуки шагов, и огромные галереи тщетно заглатывали отзвук, не в силах превратить шорох в эхо. Тени стелились под ноги, будто цеплялись корявыми пальцами, сдвигали стены, а Аглаю ни на миг не захотелось остановиться. Наоборот, он шёл всё быстрее, отсчитывая про себя секунды, и что-то менялось там, позади него, покрывалось невидимым глазу налётом времени, которое очень хотелось назвать "прошлое". Единственный раз Аглай задержал взгляд на широко раскрытых дверях тронного зала, где в предрассветной мгле четырнадцать колонн, как могучие деревья, держали сводчатый потолок зала и образовывали широкую тропу. Черепа, навеки застывшие в бетонном теле колонн, проводили императора пустотой глазниц. Охранники, приставленные ко входу, спали стоя, опершись на копья и уронив головы на грудь, ночная тишина крепости заполнила и их, превратив в живые статуи.

"Вот же скоты позорные", - подумал Аглай почти безразлично, прикидывая, а не выпустить ли двум молодцам кишки прямо там, за преступную халатность и просто в знак назидания другим, но и руки не протянул к мечу. То, что кто-то спал на посту, уже было не его проблемой.

Солдаты, патрулировавшие цитадель, появлялись за его спиной, едва Аглай скрывался из их поля зрения, словно прятки, где один жулик и две сотни мающихся, не знающих об игре. Он сам распределял эти маршруты, сам назначал смены. Здесь, в улье из каменных стен, человеческий механизм был отлажен, как часы, шестерёнки двигались в установленном порядке, настолько идеально, насколько это возможно, если имеешь дело с людьми. Аглай продвигался вперёд, всё дальше от сердца цитадели, преодолевая один невидимый рубеж за другим, и чувствовал себя призраком. Так оно, впрочем, и было, он проходил сквозь живые стены, что сам же и создал. Император Девяти Долин, Дошедший До Моря, Лев Западных Земель Аглай, пред которым преклонили колено легионы, укрылся ночной мглой, как банальный вор, чтобы сбежать из собственной крепости.

"Уйти, - поправил он себя мысленно. - Уйти из собственной крепости". Хотя глагол "бросить" подошёл бы куда больше, потому что именно так Аглай себя и чувствовал, он оставлял надоевшее до тошноты, опостылевшее и недостроенное на произвол судьбы, волю случая, милость богов или что угодно другое, лишь бы снять эту ношу с себя.

Одним демоном известно, как Аглай не заблудился. Цитадель, представлявшую собой самый настоящий лабиринт из коридоров, галерей, залов и спрятанных комнат, досконально знали только двенадцать иноземных архитекторов, коих заботливо закопали в сырую землю сразу после завершения строительства. Остальным приходилось ориентироваться по запаху с кухни, направлению сквозняка и полагаться на интуицию. Или на хорошую память. Рисовать карты запретил лично Аглай, о чем почти жалел, до тех пор, пока чёрные стены цитадели не оказались у него за спиной, и ветер, свистевший тонким полотном знамён, не начал трепать полы куртки.

Четыре часа утра, самое холодное и тихое время, когда часовых немилосердно клонит в сон, когда человека труднее всего разбудить. Перепутья улиц, окружавших цитадель подобно змее, сменялись одно за другим. Грязь хлюпала под ногами, Аглай шёл по дорогам, абсолютно пустым в этот час, убрав руки в глубокие карманы брюк, мешок едва шлёпал его по спине. В глаза ему бросались глубокие трещины, испещрявшие дома, осыпавшиеся камни, валяющийся по канавам мусор и редкие побитые шавки, сновавшие в поисках объедков. Всё то, чего не увидишь с балкона высокой башни, с расстояния в пару километров, даже если знаешь, что оно там есть. Огромная метрополия, простёршая свою длань над десятком колоний, оказалась слишком большой, чтобы удержать её в одной голове. Возможно, если бы Аглаю не было известно о подлинной ситуации, той, что его министры и наместники так усердно скрывали за цветными флажками, разукрашенными фасадами и витиеватыми фразами в отчётах, то он не чувствовал бы безнадёжной беспомощности и отчаяния каждый раз, когда заносил перо над бумагой.

Всё же была какая-то ирония в том, что его последняя прогулка по Фэлу одновременно была и единственной, совершённой им в этом городе в одиночку.

За серой городской стеной предрассветная тишина была наполнена журчанием мутной быстротечной реки Гард, чьё русло было направлено в обхват столицы наподобие рва. Свежий утренний воздух наполнил лёгкие до отказа, так, что едва не закружилась голова. Аглай ступил на один из пяти перекинутых через глубокий провал подвесных мостов, и ветер, шуршавший кронами росших по руслу деревьев, сбросил с него капюшон. Выбившиеся пряди русых волос закрыли лицо, длинная коса, увитая ритуальными нитями, тяжело скользнула по спине. Воды реки неслись где-то внизу, под ногами, а впереди, за чередой редких крестьянских домов, куда только хватала глаз, под бледно-голубым небом расстилались золотые поля пшеницы. Они сливались с тонкой полосой Хоупского леса, и золото полей переходило в нежно-сиреневую патоку облаков, меж которых проглядывались очертания далёких гор.

Аглай был не намерен умирать в ближайшие десять-пятнадцать лет, но если бы пришлось, то он предпочёл бы именно эти несколько секунд, когда он стоял на мосту, и нечто необъятное, бесконечное и непознаваемое открылось его разуму.

Не задумываясь, Аглай пошёл прочь от мощёных главных дорог. За его спиной оставались опостылевшие покои, неприступная чёрная крепость, несчётная тьма солдат уже не его армии, сотни не принятых законов, тесные башмаки опережающей славы и уносимая тёмными водами Гарды отрезанная коса. Он ни разу не обернулся.

Солнце взошло через несколько минут, обрушившись на землю потоком тепла, от слепящего света заслезились глаза. Аглай шёл сначала тропами, а потом и вовсе свернул напролом, не удержавшись от желания провести раскрытой ладонью по тугим колосьям, и с каждым шагом с его расправленных плеч будто падал по частям какой-то груз, оказавшийся там непонятным самому императору образом. Чем дальше на юг он продвигался, тем больше усиливалось это пьянящее чувство, так что он не мог заставить себя остановиться, да и не хотел.

А потом Аглай понял, что ему некуда идти.

Огромная империя простиралась вокруг него, с запада на восток и от Мертвого моря до Пустынных Земель, а Аглай не знал, что ему с ней делать. Не то чтобы у него изначально был какой-то план, в те несколько первых лет, когда куски земли прилагались к трофеям сражений; просто так оказалось, что он постоянно ломал что-то на своём пути, и надо было либо вверять обломки в чьи-то руки (как правило, кривые и загребущие), либо делать всё самому. И он решил, что справится с этим, что сможет объединить девять земель и сделать так, чтобы девушка с золотым кувшином воды могла спокойно пересечь полуостров с одного края до другого, не подвергнувшись опасности. Он хотел построить идеальное государство в неидеальном мире с неидеальными людьми.

И теперь оказалось, что вся эта империя и её границы, прочерченные на карте, не имели абсолютно никакого значения здесь, на пшеничном поле у кромки отбрасывающего широкую тень леса. Для сошедшего с трона - никакой разницы.

- Тебе понадобилось десять лет, чтобы это понять, - сказал Аглай сам себе, и, вздохнув, запрокинул голову. Ветер гнал перья облаков на запад, солнце слепило глаза. Само развенчанный властитель Алюсинатийской Империи скинул с плеча мешок, лёг на землю и подложил его себе под голову. Прошла вечность с тех пор, как он в последний раз спал под открытым небом.

***

Наверняка случилось что-то из ряда вон выходящее, раз слуги позволили себе такую невиданную роскошь как повышать голос в его покоях. Аглай обладал очень сильной энергетикой, во всяком случае, окружающие называли это именно так, ибо не уловить исходящие от него волны агрессии или раздражения, находясь в одном помещении, было практически невозможно. Последний советник, посмевший кричать в присутствии императора, был лишён сразу и языка, и ушей; конечно, не всем это понравилось (калеке так уж точно), зато никто больше не отваживался говорить не по делу и тратить время монарха на удручающие в своей бесполезности споры.

Аглай с трудом вынырнул из глубокого сна, громкие голоса самоубийц, которым, видимо, напрочь отбило здравомыслие, очень ему в этом помогли. И как разорались-то, суки, с утра пораньше, их же всего трое...

Только перевернувшись на бок и уткнувшись лицом в колосья смятой пшеницы, Аглай понял, что не было никаких слуг, никаких покоев и никакого совета. У самого носа по травинке ползла божья коровка, зависшее в зените солнце било в глаза, а некстати подвернувшийся камень упирался в рёбра, как раз между вшитых в доспехи стальных пластин.

А вот истошные вопли остались, но теперь среди них можно было разобрать ни с чем не сравнимый свист стрел.

Глухо понося себя на чём свет стоит, Аглай резко открыл глаза и сел. Как раз вовремя, чтобы стремительным движением - рефлексам было плевать на место и время - схватить мелькнувшую впереди ногу. Ее хозяин, до того резво нёсшийся по волнующемуся морю пшеницы, запнулся в воздухе и исчез с горизонта.

- Блять! - сказало тело, прежде чем грузно рухнуть на землю, и Аглай был полностью согласен с его оценкой. Подтянув оглушённого нарушителя спокойствия к себе, он, не особо церемонясь, перевернул его на спину и приставил к его горлу походный нож. И прижал его губы указательным пальцем - чтобы не было недоразумений.

Молодой парень, лет на семь младше самого Аглая, сначала скосил светлые глаза к своей шее, а потом посмотрел на императора взглядом, в котором читались одновременно укор и ирония. Что-то вроде протяжного "да ну?", переданного при помощи мысли.
Какая романтичная картина, если задуматься: бабье лето, двое тесно прижимаются друг к другу, лёжа на тёплой земле, а вокруг непроглядная стена высоких колосьев.

- Вякнешь без спроса - зарежу, - доброжелательно сказал Аглай парню, на что тот выразительно выгнул бровь и сложил губы трубочкой, но промолчал; прижатая рукой грудная клетка ходила ходуном, и было ясно, что кроме как хрипами он сейчас изъясняться был не способен.

После беглого осмотра, Аглай заметил, что у него была загорелая, как у крестьянина, кожа, до того тёмная, что это почти отталкивало; стриженный чуть ли не под ноль, с двумя шрамами, рассекавшими бровь и покрытым испариной крупным носом парень неуловимо напоминал медведя, разве что по габаритам зверю уступал.

С северо-востока нарастал гвал, шорох и топот ног, не иначе, на парня устроили настоящую облаву. Настораживало, что шумели уж больно громко. Аглай отлично знал этот трюк: пока одна группа создавала иллюзию массовости и загоняла "жертву", другая поджидала её в условном месте, чтобы встретить, так сказать, с распростёртыми объятьями. Гвардейцы Фэла - столицы, которую он покинул несколько часов назад - делали так, когда нужно было импровизировать, потому что знали местность как собственную родословную. Те самые гвардейцы, которым Аглай платил жалование.

Нехорошо получилось. Нельзя было, чтобы они его узнали.

"Молодцы какие, а, преследуют нарушителя даже за чертой города, - думал император мрачно. - Где вы, мои упорные, были, блять, пять часов назад, когда я, неизвестный, проходил через святая святых вашего конвоя. Блеснули отвагой, другой день выбрать не могли".

- Эй, мужик... - прохрипел было "медведь", начав ёрзать, но предупреждающий взгляд палача-любителя лишил его желания разговаривать. Кажется, Аглай заставлял этого парня нервничать.
Убедившись, что намёк понят, бывший император убрал кинжал обратно в сапог и одел через грудь походный мешок.
- Свалился на мою голову, - фыркнул Аглай, пятернёй зачёсывая назад рассыпавшиеся волосы, и скосил глаза на "медведя". Было видно, что поклонник сельских пробежек по пересечённой местности с трудом удержался от язвительного комментария. Мол, летел бы он себе и летел, если бы некоторые не распускали руки. - Сколько их там?
- Я не считал, - сдавленно огрызнулся парень, приподымаясь на локтях - разбитое корыто, воплощение беспомощности, если бы только не скрытое движение влево, к затерявшемуся в пшенице колчану. Аглай заметил, но виду не подал. Лучник, значит.
- Я бы удивился, если б ты умел... - на кистях перчатки из палотинской кожи, а наконечники стрел стальные, с зазубринами, такие вырывать только с мясом.

Прелесть какая, теперь он покрывает убийцу.

- Ты на что намекаешь, бледнолицый?.. - парень прищурился, с подозрением вглядываясь в лицо перехватившего его мужчины. Все инстинкты лучника вопили о том, что от этого человека стоило драпать с не меньшим усердием, чем от имперской гвардии.
- Так, не обращай внимания, - Аглай отмахнулся, прикидывая, а не перерезать ли всех на этом плодородном участке пахотной земли и не решить тем самым досадную проблему. Но, как всегда, наиболее лёгкий вариант был неприемлем. Он собирался уйти тихо, а с горой трупов за спиной его скромный план был обречён.

- Завязывай, а? Эти уроды хотят отрубить мне руку!

"Они хотят оторвать тебе голову, судя по ору", - усмехнулся Аглай и накинул капюшон.

- И что же ты сделал? - поинтересовался он с самым серьёзным видом, приподымаясь на корточках. По полю, метрах в ста, торчало около семи голов, увенчанных красно-белыми гвардейскими повязками. Несмотря на то, что исчезновение цели заставило офицеров замедлиться, они подобрались достаточно близко. И всё еще приближались.
- Это имеет значение? - злобно рыкнул лучник.
- Непосредственное, - Аглай кивнул, сдерживаясь, чтобы не рассмеяться. "Медведь" смотрел на него широко раскрытыми глазами и, кажется, подумывал загрызть. - Чем дороже ты их сердцу, тем быстрее они будут за нами бежать.
- За нами?!
- Если хочешь, можешь остаться здесь, - сказал Аглай и пихнул парню его лук, который тот схватил и сжал чуть ли не до хруста. - Но это равносильно самоубийству. На случай, если ты решил покончить с собой: беги в противоположенную сторону, будь добр.
- Ты сумасшедший, да? - поинтересовался лучник севшим голосом.
В другое время Аглай задумался бы над этим вопросом, но теперь было как-то не с руки. Философские темы всегда были не по его части.
- Решим, если ты не лишишься конечностей, - милостиво ответил Лев Западных Земель, поморщившись.
- Что я сделал Богам, что они послали мне тебя?
- Ты веришь в старых богов?..
- Не замечал за собой такого.
- Вот тебе и основание для кары небесной. Готов бежать?
- Нет, - нервно усмехнулся лучник, вставая на дрожащие после предыдущего забега ноги.
- Жаль, потому что придётся.
- С-с-ука...

И они оба, будто в рамках давно установленного плана, а не сговорившись за какие-то тридцать секунд нелепого диалога, бросились бежать, петляя и пригибаясь, к тёмной стене Хоупского леса. Лучник не успел ни обернуться, ни подумать ещё раз о том, что за безумство он творил; кураж ударил ему в голову, он нёсся изо всех сил, ориентируясь на мелькавшую впереди спину незнакомца, и вместе с хриплым дыханием из его рта вырывались отрывистые ругательства. Вот только приоткрытые губы складывались в дурацкую, почти мальчишескую улыбку, будто то, что он делал, было не опаснее прыжка в стог сена. Чёртов мужик в потёртой куртке каким-то образом заставил его поверить в это.

Гвардейцы манёвр оценили. Стрелы и копья посыпались следом за беглецами, как дождь, и Аглай в который раз подумал, что он, пожалуй, выбрал неудачный день для того, чтобы сложить свои полномочия. Колосья цеплялись за одежду и хлестали по ногам, а дорога впереди сливалась в сплошное зелёно-жёлтое пятно. Вокруг не было привычного столпотворения солдат, громогласного рёва легионов и жара битвы, меч оставался в ножнах, а сам Аглай ощущал себя обнажённым. Хлопья воспоминаний уносило ветром, и у него не было ничего, чем бы он мог их заменить. Конечно, ещё его хотели убить, но это было последнее, о чём он беспокоился, уже лет шесть.

Лес заглотил их в один момент, накрыл звенящей тишиной и темнотой, как колпаком; твёрдая земля, влажная и неровная, кинулась под ноги. Привыкшие к яркому свету глаза резануло болью, и это было всё равно, что ослепнуть - совсем не то, чего хотелось бы в разгар погони. К ушам будто ладони прижали, и среди хруста сломанных веток Аглай слышал тяжёлое дыхание лучника за своей спиной. Оно и быстрый набат собственного сердца наполняли черноту леса.

Лучник выдохся первым, чего и следовало ожидать. Упершись рукой в ствол первой подвернувшейся сосны, он выдавил, кривясь:
- Оторвались?
Стрела, вонзившаяся в кору дерева чуть выше его головы, была вполне красноречивым ответом.
- Точно нет, - Аглай пихнул парня в плечо и потащил за собой, заставляя быстрее перебирать ногами. Позади, среди бездны деревьев, раздавались шорохи и треск.

От постоянной смены направления, мельтешения зелени и нехватки воздуха у лучника начала кружиться голова. Он тяжело отталкивался от попадавшихся на пути деревьев и шатался, стоило ему замедлиться. Но он не останавливался, хотя просто лечь и умереть представлялось ему не такой уж плохой идеей, не хуже смерти от разрыва сердца. В какой-то момент ему начало казаться, что он бежит не чтобы спастись, а чтобы догнать.

- Еще немного... - прохрипел Аглай, оглядываясь назад, и если бы у лучника был в запасе хоть один лишний вдох, он бы точно спросил, какого чёрта этот бледнолицый несёт.

В них больше не стреляли, деревья и неровность почвы сыграли свою роль. Император знал, что гвардейцы не могли преследовать их до бесконечности, существовала черта - простым карандашом на карте, но кого волнуют мелочи - и Аглай направлялся прямо к этой невидимой границе.

Русло пересыхающей в этот сезон реки стало неким подобием оврага. Недостаточно глубокое, чтобы свалиться, и слишком широкое, чтобы перепрыгнуть. Аглай скатился вниз по каменистому склону, тормозя пятками и цепляясь за торчавшие из берега корни деревьев. Сыпавшиеся на голову камушки и комья сухой земли не давали усомниться в том, что лучник всё ещё следовал за ним. Другой бы на его месте уже давно вильнул в сторону; своеобразный способ бросить кости: гвардейцы могли бы разделиться или предпочесть одного из них. Либо любовь к риску была не самой сильной его чертой (что сомнительно), либо у него были какие-то свои понятия о благородстве.

Аглай почти позволил себе подумать, что они таки оторвались, когда что-то заставило его обернуться. Интуиция, будто потянувший за поводья кучер, управляла им. Он, сам не понимая, зачем, остановился и посмотрел назад. Лучник падал, запрокинув голову. За его спиной стоял гвардеец, вымыленный, как конь. Он нагнал их у самого оврага и, спустившись следом, бросился на "медведя". Ухватился за первое попавшееся - нелепую косу, заплетённую из отпущенных по затылку волос - и дёрнул на себя. Именно с этим гвардейцем Аглай встретился взглядом, и двуручный топор, занесённый для удара, застыл в воздухе.

"Узнал", - устало подумал император, глядя на офицера, чьи глаза были наполнены таким удивлением, будто это его только что атаковали со спины и повалили на землю.

Всё было просто. Пара естественных, как дыхание, шагов, меч описал в воздухе ровную дугу, и гладкое, словно зеркало, тёмное лезвие вошло в грудную клетку гвардейца, легко и быстро, как в ножны. Густая кровь потекла по белым губам, и тело тяжело опустилось в ил.

- Подымайся, - велел Аглай и выдернул меч; чвакающий звук слился воедино с барахтаньем измазавшегося в грязи лучника. Тот, не заботясь о чистоте, повернулся на бок и уставился на бывшего императора, который с безмятежным лицом вытирал серебристое лезвие налобной повязкой убитого. А секунду назад его голос был наполнен чем-то таким, что хотелось уточнить, уж не мёртвому ли гвардейцу предназначался приказ.

- Калин, - произнёс лучник, вставая. - Калин из Нарима.
Аглай вскинул бровь.
- Думаешь, самое время называть мне своё имя?
- После этого, - парень неопределённо обвёл рукой пространство, - однозначно.
- Да, пожалуй, - император посмотрел на тело под ногами. - Калим Нарими, стало быть.
- Я бы спросил у тебя твоё, - лучник пожал плечами и брезгливо стёр грязь с лица, - но не знаю, вежливо ли это у людей твоей профессии.

Аглай медленно повернулся к своему новому знакомому, и создалось впечатление, что ветви деревьев, скрывавшие небо, сомкнулись ещё теснее, не пропуская ни свет, ни тепло солнца.

- В смысле?

Калим усмехнулся, показывая необычно выдававшиеся вперёд боковые резцы; эта нахальная, всезнающая ухмылка и сложенные на груди руки придавали ему всё большее сходство с матёрым разбойником.

- Меня в жизни много били, но не по голове, так что какую бы ты там легенду себе не придумал, оставь её для таможни, - парень указал на Аглая. - Взять хоть твою одежду. Кожа лучшей выделки, я даже не знаю, в каких землях такую найти. Ты бежишь от имперских гвардейцев просто при встрече, а под курткой у тебя меч, на который я бы полжизни пахал. Ты вынослив, как волки, и подготовленного солдата тебе убить что щенка утопить.

- И какой из этого вывод? - осторожно спросил Аглай, стараясь, чтобы лицо его не выдало. Кажется, придётся топить ещё одного щенка.

- Ты - ассасин! - провозгласил Калим, будто тут было чему радоваться. - Наёмный убийца.
"Во дурак, - император облегчённо выдохнул, - какой же наёмник будет так светиться".
- Давай, ори громче, и я закопаю тебя под этой елью, - сказал он вслух, чуть лениво, а сам посмотрел Калиму через плечо, в глубь леса; одно из важнейших правил государя: убедись, что все, кто желает тебе смерти, либо убивают друг друга, либо уже мертвы.
- Единственный, кто может нас услышать, уже пару минут как слишком холодный для этого, - заметил Калим из Нарима. - И, если уж на то пошло, вряд ли ты станешь убивать меня.
- Откуда такая уверенность? - Аглай усмехнулся, одной из тех своих улыбок, от которой у большинства его приближённых внутренности в косички заплетались.
А Калим улыбнулся в ответ, возможно, не так уверенно, как мог бы, но выдержка его не подвела.
- У меня нет знакомых, которые отвалили бы за меня столько монет, - он позволил себе расслабиться, философски рассудив, что ассасин, который мог убить его трижды ещё на пшеничном поле, вряд ли стал бы делать это теперь.
Аглай поправил ножны, одёрнул ворот куртки и подошёл к лучнику.
- Лучше бы нам закончить этот разговор, Калим Нарими. Твоя прозорливость может побудить меня заняться благотворительностью, - сказал он доверительным полушёпотом и, обогнув парня, зашагал прочь.

Высокая тёмная фигура на фоне такого же тёмного леса, сжатые на ремне сумки белые пальцы с едва заметными следами снятых перстней. Калим проводил императора взглядом, и то чувство, родившееся во время погони, вновь зашевелилось у него в груди, сжав рёбра. И - он был готов поспорить - именно оно заставило его крикнуть вслед:
- А будет ли наглостью спросить, куда ты направляешься?

Аглай, Лев Западных Земель, Дошедший До Моря возвёл очи к скрытому за сосновыми лапами небу и тяжело вздохнул.

- Медведь, а хуже собаки, - пробормотал он и ответил через плечо: - На восток.
- Почему? - не отставал лучник из Нарима; он задавал вопросы, на которые у Аглая не было ответов даже для себя самого.
- Оттуда дует тёплый ветер, - бездумно ответил император, откидывая со лба растрёпанные волосы.
- В таком случае, может, пойдёшь со мной на юг? Говорят, завтра тёплый ветер подует с той стороны. - предложил Калим неуверенно, указав пальцем куда-то за плечо. Если бы понадобилось, он бы придумал ещё два-три повода, дайте только время.

Ассасин повернулся к нему лицом, медленно и манерно, как аристократ, и ему не понадобилось что-то говорить, хватило и взгляда, тёмного, жуткого, опасного. Весь он вдруг стал похож змею, и грубые широкие черты лица, и блуждавшие по бледной коже тени, заострявшие и углублявшие естественные линии, только усиливали это сходство.

В языке горных народов, обитавших на самых опасных склонах Недирийских гор, существовало слово, не имевшее аналогов в речи других племён. Это слово обозначало состояние, когда человек, блуждающий без цели, не мог продолжать идти, потому что любая выбранная дорога была бессмысленна. У Аглая никак не получалось вспомнить, как же звучало то слово. Калим выжидающе смотрел на него, немного нервно подёргивая пересекавшую грудь тетиву, с его волос капала подсыхавшая грязь. Возможно, в некоторой степени Аглай был идеалистом - кому неведом хоть один порок -, но он никогда не позволял себе думать, что в мире существует место, где "всё хорошо". Что достаточно добраться туда, и жизнь станет прекрасна, легка и удивительна. Нет, он не питал никаких иллюзий о мире, в котором жил, его давно отучили от этой вредной, пагубной привычки. И он, как никто другой, знал, что главный враг человека - это он сам. Аглай не стремился в мифическое "где-то там" , он просто хотел уйти оттуда, где ему было "плохо".

- Ладно, - услышал Калим и не поверил собственным ушам.
- "Ладно"?.. Серьёзно? - удивлённо переспросил он, и Аглай фыркнул, едва сдерживая усмешку.
- Не делай такое лицо, пока я не передумал.
Калим подошёл ближе, и на лице его отразилось только что пришедшее понимание.
- Тебе ведь плевать, куда идти, да?
- Я знаю, куда я не хочу возвращаться, - Аглай пожал плечами с видом независимого человека. - Этого достаточно, чтобы идти вперёд.

"Улыбайся людям и не вынимай из кармана кастет". Калим свято следовал этому правилу, возможно и жив был только благодаря ему. Ему и восьми часам ежедневной стрельбы в детстве. Следовало бы сказать "спасибо" и убраться подальше, так велел опыт и здравый смысл, но последнее вообще было как-то не по его части. Калим не знал, что бы не так - звёзды сложились руной или солнце встало не с той стороны -, но встреча, сшитая белыми нитками, повернула что-то в его голове. Тупое желание впилось в разум, как у ребёнка его капризное "хочу", до внутренних криков и истерик. Два человека, пришедшие из ниоткуда и, кажется, идущие в никуда. Кто бы мог подумать, а?

- Отлично, - лучник из Нарима мелко покивал и закусил губу. - Идём на юг. Так как, ты говоришь, мне тебя называть?..
Лев Западных Земель прищурился, перебирая в уме все возможные варианты, ему не раз приходилось давать имена чужим детям, городам и просто тем, кто хотел стереть своё прошлое и стать кем-то другим. Но ничего не приходило в голову, и не потому, что под рукой у него не оказалось любовно собранной библиотеки или секретаря из многодетной семьи. Аглай не хотел становиться кем-то другим, в тридцать лет это точно было плохой идеей, как и попытка влезть в новую кожу.
- Аглай, - ответил он, по-крестьянски протягивая руку. - Так и называй.

@темы: Ёбанный стыд, Оригинальные произведения

---

Кто-то вбил мне в голову, что лучший способ чему-то научиться всегда лежит через страх, унижение и боль.
Кажется, это была я сама.

@темы: Из моря

---

С тех пор, как мой возлюбленный младший брат научился изъясняться сложными предложениями (не в совершенстве, увы, нет), его любимым занятием стало заваливать меня запросами по ограничительной. Во всяком случае, я думаю, что речь идет об ограничительной. Если у Македонского есть вопрос - или сотня, как обычно, - то именно я оказываюсь тем всезнающим добрым волшебником, который даст ему ответы.

Вы можете ржать, но я с этой хуйнёй мучаюсь с пятого класса: если у меня что-то спрашивают, я обязательно отвечу, это моя миссия - нести свет знания людям.

Так вот. Запросы по ограничительной обычно выглядят следующим образом: "А почему люди, которые начинают войну, не переносят просто всех своих жителей на время войны в другую страну, чтобы никто не умер?"; "Почему Зараки Кенпачи не пошел искать Ичиго после их битвы, как только выздоровел? Он же так любит драться с ним"; "Что помешало этим идиотам просто пристрелить того пулемётчика в бункере?"; "Да он же мог просто врезать этим козлам и всё, и не платить!"; "Да что там, да делов-то ограбить один банк!"; "Почему нельзя использовать этот нож, чтобы порезать хлеб?"; "Тупой английский, зачем мне его учить?!".

На самом деле, это ужасно. Помните ту сказочную комедию, в которой придурковатая фея-крёстная наделила девчёнку особенным даром - выполнять всё, что ей говорят, даже засыпать по команде? Там ещё Энн Хэтэуэй играла, люто мной ненавидимая, к слову. Я ощущаю себя примерно как такая вот девочка: мне вопрос, а я заёбанной цыганкой раскладываю пальцами вееры бумажных полосок, на которых мои аргументы и перечни препятствий и оговорок.

Не поймите неправильно, использование функции такого рода обычно доставляет огромное удовольствие, но только если используется она для дела, а не как терпеливая собак, которой пытаются оторвать хвост. Эта зверская эксплуатация чёрной интуиции порой принимает ужасающие масштабы, особенно если брат мой окунётся во что-то новое для себя.

Кто-нибудь, скажите мне, что это не наполеон.

@темы: Бальзак (ИЛИ), Из моря

---

Свобода - это не когда ты нахуй никому не нужен, а когда никто не нужен тебе.

@темы: Из моря

---

Я БЛЯТЬ ТАК НЕ СКАКАЛ ДАЖЕ КОГДА

ДА НИКОГДА БЛЯТЬ О ГОСПАДИ Я ПРЫГАЛА ДО ПОТОЛКА И ВИЗЖАЛА 11 ЧАСОВ НОЧИ СУКА Я ОРУ

ЭТОГО НЕ ДОСТАТОЧНО О БОЖЕ МОЙ

СУКА

Я

ВСЁ

23.04.2015 в 15:45

Пишет  Пухоспинка:

Выходной сегодня.
Поэтому я, как приличная, хотела написать про главу Блича.
Прочитала.
Закрыла.
Открыла.

АААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААаааааа!!11111
АААААААААААААААААААААААААААААаааааааааааааааа!!!1111111

Смотреть

@темы: Ништяки, My precious, Поросячий визг

---

Я хотела сесть и порассуждать о том, каким же образом Фудзимаки собирается жонглировать одновременно и супер-раздающим Акаши, и супер-распасовщиком Куроко, и двумя танками, которые и по отдельности-то ахуенны больше, чем может вместить одна сторона площадки, а теперь являются членами одной команды и, в принципе, дрочат на игру с Куроко в равной степени яростно. Открытым для меня, кстати, остаётся вопрос, какие меры Фудзимаки может предпринять, чтобы наладить у всех семерых командную игру (развить навыки, доверие и терпимость?), и что страшного он может совершить с отношениями Куроко/Кагами/Аоминэ, чтобы разрулить кашу, которую сварганил под конец манги...
Но, сука, ёбанный диплом

@темы: Из моря

---

@темы: Ништяки

---

Пошёл сдавать диплом, оказалось, что интервал в тексте должен быть 1.0, а не 1.5, как указано в ГОСте. Теперь для объёма мне не хватает 20 страниц. 20 страниц по теме, которую в принципе никто нихуя не исследовал лет 30 минимум.
Работаю над этим. Только ACDC помогает мне держаться.

@темы: После прочтения сжечь

---

"Что ты делаешь, блять, ну, что ты делаешь, как ты будешь с этим разбираться?" - для человека, который таскает свою жопу разве что от дивана до качалки и обратно, эта мысль слишком часто приходит мне в голову.

@темы: Из моря

---

А почему бы и нет.

(...)

Спокойный, апокалиптический индустриальный горизонт Темиртау. Фотография едва ли передаёт атмосферу.

Кормлю голубей, потому что люблю кота.

Вдохновившись «Наной» купили с подругой пару вот таких огромных кружек, из которых и творожок можно кушать, и заваренный доширак в них неплохо смотрится. Подруга уже давно не подруга, а кружечка служит. Обеспечивает воспоминания.

На месте этой фотографии мог быть законченный макси по КнБ. Госпади, кому я вру, диплом написать легче.

@темы: После прочтения сжечь, Из моря, Привет

---

Нытьё.

Иногда, когда на секунду я представляю восьмидесятилетний отрезок моей грядущей жизни, когда заглядываю в это размытое завтра, послезавтра, через год, через десять лет, то сразу же испытываю желание закрыть глаза и раствориться в темноте. Исчезнуть. Безвозвратно.

Первой ассоциацией на слово «рынок» мне на всю жизнь остались гниющая мякишь раздавленного тележкой овоща и маслянистые пятна-лужицы на асфальте. Тошнотворная мерзость разложенной на некрытом прилавке копчёной колбасы и полчища мух на сливах. Это для меня "рынок" и это для меня мир, потому что куда бы я ни бежала, везде продают, продают, продают, сбывают, впаривают, втюхивают, предлагают, и, если отодвинуть строгой железной линеечкой всё необходимое для жизни, то остаётся чушь, бренд, финтифлюшки, плюшки, оборочки, механические швабры, тренинги, чудеса и воздух. И всё это сделано из тонкой пластмассы, и всё это не стоит тех коробок, по которым фасуется, потому что вся суть в том, чтобы потратить как можно меньше, а заработать как можно больше. Это двадцать первый век, здесь пирамиды строят из стекла - сколько веков они простоят, чьё величие и величие ли показывают безвкусные железные каркасы? Правильно, кто будет строить дома, способные прослужить десяти поколениям, если из-за этого строителям станет нечего есть. И вот стены сыплются, протекают крыши, искривлятся пластиковые трубы, потому что по максимуму надо выжать из каждой возможности и добиться успеха, набить кошелёк хоть как-то и, выйдя из-за своего прилавка, пойти к чужому, ругаясь на цены и ища что-то хорошее и дешёвое одновременно.

Я хочу создавать. Я хочу проектировать, строить, я хочу правильных линий, отлаженный механизмов. Я хочу, чтобы добросовестность, рационализм и справедливость были вбиты в головы так, чтобы только шляпки торчали из черепов. Я хочу, чтобы не впихивали новостройки во дворы, чтобы не жалели смолы для асфальта, чтобы призывали к новым победам, чтобы объединяли не общей ненавистью, а общей идеей и целью.

Смотрите, как смешно. Торгуют даже мечтой. Сбывают, как нечего делать. Не знаю, как, это почти парадоксально, но нас убедили, будто за поворотом, в будущем, обязательно будет что-то прекрасное, искрящееся, не просто "хорошо", а письмо из Хогвартса, жаркое солнце Ибицы, кубики на прессе, презентации и проекты, слава, белые зубы и верные друзья за столиком на альпийском курорте. Не пятидневка, не налоги, не скучные два часа за плитой, нет, всё будет шикарно, как героин в первый раз, не сомневайся, обязательно будет, ты только жди. И вот ты ждёшь, а свет не становится ярче, железы выделяют слюну, а торта всё нет и нет, разве что на картинках, и возникает мысль, ну, что за наёб.

И так катастрофически мало тех, кто действительно делает ставку на качество, кто поёт и сочиняет не хуже Цоя или Синатры, кто пишет «Хищные вещи века», а не «Семь шагов к успеху/Будде/материализации мысли», кто не скупится на скатные крыши и снимает артхаус, достойный награды из драгоценных металлов, или тех, кто хотя бы делает грамотную рекламу. Потому что страшно рисковать. Потому что схавают, пожуют и выплюнут.

Я говорю отцу, что мне постоянно хочется бежать, и что это не вопрос географической локации.

@темы: Из моря, Ветер крепчает

---

@темы: Ништяки

---

«<...>я вынужден функционировать в столетии, которое глубоко презираю.»

Д. К. Тул «Сговор остолопов»

@темы: ©

---

«Ты всему научился, Игнациус, не научился только, как человеком быть.»

Д. К. Тул «Сговор остолопов»

@темы: ©

---

«- Я другова хочу. Хорошее место чтобы, чтоб по найму устроиться, чтоб заплаты на житье хватало.
— Я так и подозревал, — рассердился Игнациус. — Иными словами, вы желаете тотально обуржуазиться. Вам всем промыли мозги. Воображаю, что вам бы хотелось добиться успеха или чего-то столь же гнусного».

Д. К. Тул «Сговор остолопов»

@темы: ©