И мне хочется сказать: посмотри. Сейчас я перед тобой - холёная и уваженная, яркая, тон в тон, белые ладони, маслами ухоженная кожа, и бровки под цвет корней, и рельефные руки. Мне есть, что тебе рассказать, потому что есть время, чтобы кого-то читать слушать, и мне легко смеяться и улыбаться, ведь я достаточно низко ценю мнение окружающих - мне незачем пытаться внушать им определённые чувства. Могу не бояться сойти за глупышку и дуру. Вот она я, сейчас, ходячая спесь и волшебство.
Но будет время, возможно, будет время, когда не окажется денег не то, что на краску для волос и профлинии, а даже на самый дешёвый бальзам. Когда не будет времени выщипывать брови, и от ежедневной работы огрубеют руки и расслоятся ногти, а тонны углеводов отложатся на боках. Когда тряпки будут выбираться по доступности, а не по выделке ткани или сочетанию цветов, и вся основанная на уверенности спесь растворится в угнетающей серости.
И останусь только Я. Под всей этой оболочкой будет только мой характер. Мои взгляды и установки, мой деспотизм, требовательность, ненасытность, непереносимость грязи, расточительность, язвительность, гордыня, скупость до времени и внимания, леность, упёртость и ещё масса «и», о которых я не подозреваю и лишь потому ещё могу смотреть на себя в зеркало. Останусь просто я, без лица.
Без лица, которое единственное ты видишь и которое единственное тебя привлекло.
Так зачем же ты улыбаешься мне, если видишь только эту ухоженную шкуру? Чего стоит вся эта возня, если не мои действия, а мои длинные ноги заставили тебя подойти ближе?
Брат пересматривает «Геркулеса» 1997 года по три раза на день уже вторые сутки подряд, и я уверена, что всё дело в Аиде. Мы, должно быть, родственники.
Цитатки пришлось удалить, я как-то не подумал, что мои действия могут рассматриваться как распространение материалов экстремистского характера. Незнание законов периодически выплывает боком - столько времени вчера потратила зря.
Культурный обмен и туризм - отлично, торговля - замечательно, сбыт нефти и газа - великолепно, но не открывайте им границу, пожалуйста. Улыбайтесь, как они, и крепко держите автомат.
Когда ты знаешь, что человек в тебя влюблён, хуже всего понимать ещё и то, что он, скорее всего, знает, что ты знаешь, и, стало быть, страдает вдвойне от факта, что тебе, видящему его любовь, на него наплевать.
Пыталась сегодня найти в городском парке место, где бы не было слышно музыку, гул машин или рекламные сообщения, которые гремят по всему центру бесперебойно. Не нашла. Так устала.
Магистратура и вторая вышка означают, что ещё два года я буду медленно и упорно запихивать в свою грешную голову какие-то знания. А мне так хочется, что бы меня, блять, научили уже что-нибудь делать.
Любить всех нельзя. Потому что на всех сил не хватит. Тогда каждому достанется щепотка терпимости, а любящему не достанется ничего, потому что щепотка - это ничто, и никто не ответит взаимностью на розовую пыль. Любить надо нескольких, свой определённый круг, и любить так сильно, как только способен. И защищать, и поддерживать и заботиться. Любить надо только свою особенную ячейку. А остальных - по обстоятельствам. Уважать, унижать, использовать, принимать - на выбор.
Каждый раз, как вы делаете выбор, всегда находится человек-десять, которые выскажутся на этот счёт крайне пессимистично. Например, приезжаете в Америку, говорите, что будете устраиваться в Вирджии, и вам тут же говорят, что "там же нет работы". Очень поднимает боевой дух. У меня за двадцать лет жизни два вывода. Первое: какой бы выбор ты ни сделал, это должен быть только твой выбор и только ты должен нести за него ответственность. Второе: что бы люди мне ни советовали, по-настоящему любят и заботятся обо мне человека два-три, все остальные заинтересованы во мне минимально, и, стало быть, их советы и наставления имеют за собой мотивы, делающие их советы не такими уж ценными. Следовательно, их можно лишь принимать к сведению, но не верить им.
В начале месяца мне пришлось объяснять брату, что кошки не откладывают яйца, а являются живородящими, как и люди. То есть, что ребёночек из пузика вылезает через дырку, которая есть у самок всех видов, а дырка эта находится там, где у самцов член. «Ты чё, прикалываешься?» спросил Македонский, и я чуть не заржала. Я убедила его, что всё так и есть, он ненадолго задумался, и на том тема закрылась. А вчера он упорно пытался придумать, что происходит с людьми после смерти. Ужасная ситуация, на самом деле, когда тебе вроде как надо объяснить ребёнку, что после смерти нет ничего. В восемь лет перспектива перестать существовать и не иметь больше возможности ни жрать, ни срать, ни играть в приставку кажется гораздо более ужасной, нежели в двадцать и сорок, когда ты в принципе не против просто выключиться. Македонский начинал хныкать и плакать, когда упирался в факт, что люди ничего о послесмертии не знают, а потом вспомнил про бога. Как вы понимаете, я невероятно расстроилась. Херню про бога я ему отрезала сразу же, и - что бы вы думали - он тут же начал отстаивать своего бога, аргументируя его существование тем, что обратное не доказано! Если бы он так не расстраивался от мысли о том, что не будет потом ни веселья, ни памяти, я бы встала и начала бы пиздить его ногами. Вместо этого пришлось втирать про молекулярный уровень, про то, что есть разные догадки, что люди верят в ренкарнацию и души, и что пока ему следует думать о жизни, а не о смерти. Ребёнок очень не хочет умирать. Это не кажется ему естественным и правильным. Он против ограничения во времени. И нет ничего, что бы я могла сделать для него в этом отношении. Мне кажется, легитимация смерти - это то, что надо проходить сам на сам.