После продолжительных наблюдений за собой напрашивается вывод: я люблю и уважаю только тех людей, которые способные творить/делать, знают, как это делать, и делают.
Друзья и семья уходят в отдельную категорию. Там другого рода уважение и любовь.
Я чувствую, что подобного разделения в моих отношениях быть не должно. Я бы хотела уважать свою семью так же, как уважаю творцов.
«Желая произвести впечатление своими речами, помните: чем больше вы наговорите, тем больше покажетесь ординарным и не имеющим реальной силы. Даже произнося банальности, вы будете выглядеть оригинальным, если ваши речи будут неясными, незавершенными и загадочными, как речи сфинкса. Влиятельные люди производят впечатление и внушают страх тем, что недоговаривают. Чем больше вы говорите, тем выше вероятность того, что вы скажете глупость».
Вчера мне понравилась одна девушка. Как обычно, в автобусе - где ж мне ещё обращать внимание на людей. Она сидела справа, и мне очень понравилось нечто в её лице, что-то изнутри, что просвечивало через черты. Разумеется, пялиться было в буквальном смысле неудобно. Выйдя из автобуса, я специально замедлилась, чтобы пропустить эту девушку вперёд и, следуя за ней, рассмотреть получше. Увы, у неё оказались слабые тонкие ноги, кривая осанка и совершенно не впечатляющая походка при значительном росте. Что бы там ни было в лице, оно не реализовывалось в мир. Я свернула к своему корпусу.
«Источник» - это книга, которая заставляет тебя страдать на постоянной основе. Ты страдаешь с персонажами, беспробудно эмоционально ввязанный в их переживания и борьбу, и страдаешь отдельно, как читатель, который улавливает посыл. Желание быть лучшей версией себя, такое же уродливое, как младенец сразу после рождения, криком раздирает тебя изнутри. А его изнечтожающая сила заключается в том, что ты гораздо слабее, чем следует быть, чтобы вести такую жизнь, какая требуется для личностного роста.
Вы меня простите, но Ницше просто дилетант по сравнению с этим.
В какой-то момент я начала думать, что мне больше не нужен этот дневник, раз уж я пишу так мало и относительно редко. В конце концов, у меня же есть инстач и фэйсбук, вконтакте для всяких ништячков, пинтерест, чтобы глаз порадовать...
Но нет.
Дневник остаётся и останется, потому что это, оказывается, единственное место, где я могу сказать себе всю правду.
Очень давно я создала место, где говорю только я и есть, в сущности, только я.
Мне не надо зарываться глубоко, чтобы понимать, что мне не нравится то, что я делаю. Не нравится потому, что это бесперспективная выродившаяся область. И я всегда знала, где нахожусь.
Иногда (когда бессмысленные проблемы наваливаются особенно напористо), мне очень хочется, чтобы был человек, который взял бы большую часть бытовых проблем на себя. Выбирал бы, например, что мне надеть, красить глаза или не красить, какой оттенок краски для волос выбирать; что и когда есть, где и как спать; который бы мыл меня, расчёсывал волосы, заботился о шарфе, включал и выключал свет и душил бы меня, когда очередной приступ тревожности или истерии, вызванный бессмысленностью существования, оставлял меня неспособной здраво действовать.
Это, конечно, выглядит как пиздец, и я уверена, что с моим уровнем своенравия я сама бы не выдержала бы такого и не позволила бы такому происходить. Но иногда... Иногда я думаю "Блять, да пусть уже кто-нибудь другой позаботится обо мне, а я позабочусь о своём индексе Хирша".
Я не люблю "сковывающую" одежду - пиджаки, брюки, длинные узкие юбки и блузки. Предпочитаю тянущуюся ткань. Точно так же я не люблю сковывающие, натянутые отношения, в которых нет места шутке, пониманию и дружелюбию.
Проблема в этом, что люди зачастую не видят границ у этих эластичных отношений.
Есть что-то очень сложное в механизме, когда человеку, чтобы допустить до себя кого-то, нужно, чтобы этот кто-то сломал его перед этим - для оправдания. И в то же время человек до смерти не желает быть сломленным и борется с любыми попытками к себе подобраться. Какая-то самоубийственная защита. Вроде одиночества на крепостной стене.
На днях возвращалась с работы на автобусе и не смогла ответить кондуктору, до какой остановки еду. Определить географическое положение, вызвать название из памяти, произнести его - оказалось слишком тяжело. Словно больному человеку не хватило сил открыть дверь, вес которой он раньше и не ощущал. "Не помню", пробормотала я и скривилась. Остань, отстань, отстань от меня - такое вот выражение лица. Потом, конечно, и назвала остановку, и не забыла про сдачу. И момент тупого бессия не забыла тоже.