Трепетная лань. Наклонности Гестапо.
Название: Necessity
Автор: Korolevich Elisei
Фандом: Teen Wolf
Пейринг: Айзек/Джексон
Рейтинг: NC-17
Размер: миди
Статус: в процессе
Дисклеймер: ни на что не претендую, надеюсь, меня не побьют
Предупреждение: много, очень много мата, мало смысла и, возможно, некоторая зоофилия, тотальный ООС Айзека
От автора: с каждой тысячей слов текст в этом поле становился всё длиннее и длиннее, его можно было рассматривать как отдельный фик. В конечном итоге я просто забился в угол, закрыл лицо ладошками и умер. Простите меня. Я понятия не имею, о чём это всё вообще.
Часть первая
Развернуть
Дождевая вода хлюпает под ногами одним сплошным потоком, но Айзек старается двигаться так тихо, как только может. Он надеется, что непрерывно шумящий ливень скроет и его запах, и учащённое сердцебиение. Одежда промокла насквозь и прилипла к телу. Это не было бы так важно, если бы не сковывало движения. Айзек откинул со лба мокрые пряди и подошёл ближе к машине, от которой во все стороны расплывались выцветшие бледные кровавые лужи.
Отец был мёртв. Абсолютно точно и без возможности на апелляцию. Задран, располосован и выпотрошен когтями какой-то неведомой твари. Это было даже не тело, это было месиво. Тот, кто сделал это, явно получал удовольствие.
Что обычно чувствуют люди, видя своих близких мёртвыми? Боль, горе, тоску, снова боль, ещё боль и ещё боль. Айзек прислушался к себе, пытаясь понять, что же чувствует он. Ничего из вышеперечисленного. Но «ничего» не означает, что он вообще пуст. Нет. Айзека переполняла какая-то запредельная, удивительная лёгкость. Она разрасталась в нём, заполняла собой каждую частичку его существа. Лэхи смотрел на то, что осталось от его тирана, глубоко и с упоением вдыхал запах крови.
И понял, что только теперь, только сейчас, в эту самую минуту, стал по-настоящему свободен. Не когда клыки оборотня сомкнулись на нём несколько дней назад, а сейчас. Свободен. Не так, как поют в песнях, пишут в книгах и скандируют на демократических митингах. Это – особая свобода, внутренняя. Если ты приобретаешь её, то уже никогда не сможешь от неё отказаться. Ни на что не променяешь. И никто, никогда, не сможет выкорчевать это из тебя.
От осознания этой свободы Айзеку хотелось кричать. Даже не кричать, а орать от счастья. Это бы он, наверное, и сделал, если бы чуткие уши не уловили вой постепенно приближающихся полицейских сирен. Лэхи обернулся и посмотрел на свой велосипед, валяющийся в луже. Подумал, что надо будет его отсюда забрать. И рассказать обо всём Дереку. Потом снова посмотрел на труп отца. Глядя на истерзанное тело, которое больше не могло причинить вреда, не могло сделать больно, не могло нагнать страх, Айзек чувствовал вполне определённую досаду.
- Мне жаль. – сказал он. – Мне жаль, что это был не я.
Айзек чувствует, что ему вернули детство. В очень сжатой, извращённой, вывернутой форме. Со спицами в переломанных ногах и с капельницей на колёсиках рядом. Но всё равно благодарен за это. Он родился заново и, кажется, вполне удачно.
Айзеку нравится его новый мир. Даже если изучить его и повзрослеть требуют быстро. Даже если кто-то хочет Айзека убить. Ему нравится, что в этом новом мире ему хотя бы объяснили за что.
Поначалу обилие запахов и звуков свалило его с ног и заставило, скуля и матерясь, забиться в тёмный угол. Мозг не привык обрабатывать такое огромное количество информации, да ещё связывать миллиарды сигналов воедино, чтобы выдать какой-то один факт. Но Айзек быстро научился. Оказалось, что люди в среднем проёбывают восемьдесят процентов данных, которыми насыщена окружающая их среда.
- Лучше не бери эту дрянь. – невзначай бросает Айзек, стоя в очереди в школьной столовой. Девушка довольно ухмыляется, воспринимая его фразу как нелепое заигрывание. И кладёт поджаренное крылышко себе на поднос. Айзек улыбается. – Как знаешь. Но лично я не стал бы есть то, что до меня смачно облизали.
Выражение отвращения на лице девушки стоило бы сфотографировать для дальнейшего использования на тумблере. Стоящая рядом Эрика фыркает, но Айзек чувствует, что ей смешно. Он теперь всегда чувствует настроение окружающих. И это потрясающе. Всё равно что наперёд знать, на какую лошадь ставить.
Идея спиздить у Дерека его стиль с супер крутой кожанкой принадлежала Эрике.
- Мы – особенные. И я хочу, чтобы все видели это! – так она говорила.
Айзек не понимал, при чём тут куртки. Кожа – хреновый материал. В холод дубеет, в жару нагревается. Но куртку всё равно носил, ловя на себе горячи взгляды сверстниц. И сверстников, что его даже немного забавляло. Айзек не умел прятать свою силу. Да и с чего бы ему уметь – никогда раньше не приходилось. У него её никогда раньше и не было, а когда появилась, то тело приняло её как донорскую кровь родственника. Пропустило без рукопожатия и полностью слилось с ней. Айзек не понимал, зачем скрывать силу. Прятать слабость – необходимо. Она – тот душок, который притягивает падаль. До обращения Айзек предпочитал сливаться серым пятном со стеной. Чтобы его не замечали. Лучше – чтобы даже взглядом не цепляли. Айзек с детства запомнил: чьё-то пристальное внимание впоследствии оборачивается физической болью. Теперь же прятаться ему было незачем. Он поднял голову, расправил плечи, и в глазах его появился… нет, не вызов. Хуже. Если раньше это были глаза человека, который закрывается от ударов картонным щитом, то теперь это были глаза человека, в руках у которого дробовик.
Наверное, это заметили даже те, кому никогда не было дела ни до Айзека, ни до его больших красивых глаз. Тренер Финсток постепенно осознавал, что у него самая ебанутая команда по лакроссу во всём штате. Возможно даже, во всей стране. Он не знал, на что подсели эти дети, и даже думать себе об этом запрещал. Во-первых, потому что тогда ему смогут предъявить обвинение в некомпетентности, раз он заметил что-то, но не отреагировал. Во-вторых, Боб верил, что здесь замешаны какие-то злые силы, сектанты, инопланетяне или взвод элитных белок-убийц ̶ что угодно, и что если он помешает этому чему-то, болтая языком, то ему придётся запереться дома с любимой клюшкой для лакросса и ждать вестников смерти. Потому Финсток закидывал в рот ещё один пласт жевательной резинки и заставлял пацанов метаться по полю в пене и мыле, тренируясь до полного изнеможения. Когда Скотт, Бойд и Айзек проносились мимо, нарезая очередной круг вокруг газона, Финсток с праведным ужасом закрывал глаза. Следом за ними бежал загнанный, но упорный Уитмор, девизом которого, видимо, было «Усраться, но не поддаться». Об остальных игроках, разлёгшихся в пыли готовыми донорами на органы, лучше было вообще не упоминать.
- Жрали бы уже эту отраву вместе, что ли… - бормотал Финсток, провожая взглядом накаченную допингом тройку.
Слыша это, Айзек переглядывался с Бойдом и ухмылялся. Позади грозило разорваться от перегрузки сердце Уитмора. Но Джексон всё ещё держался на ногах. И Айзеку это нравилось.
То, что с Джексоном что-то не ладиться, Айзек замечает сразу. Видит, чувствует, обоняет. Подходит ближе и натыкается на такой взгляд, что тут всё становится понятно без слов.
- Ты знаешь. – утверждает Айзек и улыбается за забралом шлема.
- Ага, знаю. – Джексон почти шипит, неосознанно отстраняясь от оборотня. – Дерек создал нового выблядка.
Айзек пропускает эти слова мимо ушей. Слова нужны только если к ним подвешены маленькие многогранные грузики со штампом «ценная информация». В остальных случаях лучше слушать интонации. Айзек втягивает носом горьковатый запах страха и злости, исходящий от Джексона, и улыбка на лице Лэхи становится ещё шире.
- Как тебя колбасит-то от страха. – хмыкает он.
Уитмор вздрагивает, и его пальцы крепче сжимаются на рукояти клюшки. Айзеку его даже немного жаль. Джексон относится к тому типу людей, которые любят всё контролировать. Им нужно знать, что происходит на их территории, и быть уверенными, что всё происходящие им подвластно. Впрочем, это характерно для всего живого на планете. Просто некоторые любят много жрать, а некоторые – много знать. Джексон же, по сути, не знал нихера. И подвластна ему была разве что эта самая клюшка для лакросса, что он держал в руках и явно горел желанием использовать не по назначению.
- Пошёл ты!
Айзек вскидывает брови. От Уитмора он ожидал чего-то более оригинального.
- Пиздёшь и провокация. – не подумав, говорит Айзек и тут же получает сотрясение мозга.
Дерек зол, он промок с ног до головы и, почему-то, просто до неприличия пропах Стайлзом Стилински. Айзеку интересно, какой из факторов бесит самого Хэйла больше. Эрика, которая пришла с ним, усаживается на пол рядом с Лэхи, но упорно молчит. Айзека мучает любопытство, но потом Дерек рассказывает про кэниму, и парню становится откровенно плевать и на Стайлза, и на угрюмую Эрику.
Айзек хватается за голову и скулит, ожидая, пока вестибулярный аппарат успокоится и перестанет кататься кувырком по его черепной коробке, оставляя отчётливую вмятину с содержанием «не подвергать авторитет альфы сомнению». Хэйл всегда бьёт без предупреждения и очень больно, но Айзек почему-то не злится. Дерек – тот, кого Айзек готов над собой принять. Дерек бьёт, кусает и наказывает за дело. И делает он это действительно по необходимости. А вовсе не потому, что ему нравится показывать свою власть через боль, страдания и унижение других. Конечно, было бы просто прекрасно, если бы Хэйл написал для своих бет справочник. Что-то вроде «Нельзя и совсем нельзя». Но чего уже теперь, Дерек скуп на объяснения, спасибо хоть вообще рот открывает.
- Повторяю ещё раз. – с нажимом проговаривает альфа. – Эта тварь либо Джексон, либо та девчонка, Лидия. И не важно, Айзек, что они ничем не пахнут.
Парень хмуро смотрит на Дерека из-под бровей и остаётся при своём мнении.
- Что нам делать, если мы напоремся на эту ящерку? – Айзеку нравится Бойд. Бойд всегда задаёт самые верные вопросы. А ещё у него просто очаровательные щёчки. Но об этом оборотень своему другу не говорит.
- Бежать.
- Отлично. – фыркает Эрика. – И прыгать в бассейн. Мы оборотни или кто?
Дерек наклоняется к ней и отвечает, медленно наматывая на руку золотые локоны:
- Ты, если хочешь, можешь попробовать схватить и убить кэниму в одиночку. Нет, правда. Если тебе так не хочется портить укладку, то валяй, покажи кэниме свои внутренности. Она впечатлится и сдохнет от избытка чувств.
Айзек морщится, отгоняет воздух, пропитанный страхом волчицы, и чуть отодвигается. Он не хочет, чтобы его забрызгало кровью, если Эрика скажет ещё что-нибудь.
Но блондинке хватило ума промолчать, и Дерек, злой чуть больше, чем после возвращения, скрывается за стенами автобуса. Лэхи провожает широкую спину взглядом и думает о том, что у Дерека гораздо больше терпения, чем было у его отца. Неебически огромный запас терпения. А ещё Дерек действительно заботиться о них. Айзек чувствует себя частью чего-то, что вполне можно назвать семьёй.
- На кого ставишь?
Айзек растеряно поворачивается к Эрике.
- Чего?
- Ты хочешь, чтобы кэнимой был Джексон или Лидия?
- Джексон. – несколько помедлив, отвечает парень.
- Почему?
- По той же причине, по которой ты желаешь, чтобы ею оказалась Лидия.
- Я не говорила…
- Забей. Ты всё равно красивее. Даже в обращённой форме… Ай, за что?!
- Пойдём в супермаркет сходим. До ужаса хочется жареной свинины.
- Возьмите мне рёбрышки. – подаёт голос Бойд.
Эрика улыбается ему и показывает язык.
- Дерек велел тебе сидеть и истекать кровью до тех пор, пока у тебя не разовьётся анемия. Так что сиди и… теки.
- Сучка.
- Айзек, захвати рюкзак.
- Прости, Бойд, этот мир жесток.
Дом смотрит на Айзека тёмными провалами окон. Жёлтые ленты «keep out» видны даже ночью, они немного колышутся на ветру. Лэхи проводит кончиком языка по одному из своих клыков – недавно появившаяся привычка – и вытаскивает из кармана ключи.
- Тот, кто придумал пословицу «дом, милый дом» явно имел какие-то психические отклонения.
Айзек оглядывается, подныривает под ленту и исчезает в тёмном проёме двери. Такое впечатление, что никуда не уходил. Что ничего не было. В этом чёртовом месте всё по-прежнему. Зонт в прихожей, осколки стекла на кухне, в холодильнике словно кто-то сдох. Лэхи втягивает носом воздух и недовольно морщится.
- МакКол, ты и тут наследил, криволицее недоразумение.
Конечно, Айзеку никто не отвечает. Ну и не надо, он ведь этого не ждёт. Парень бездумно проходится по комнатам первого этажа, безразличным взглядом цепляя проступающие в полумраке детали. Перила лестницы покрыты толстым слоем пыли, Айзек подымается и проводит пальцем черту по всей длине тёмного дерева. В доме побывало много людей, их запах почти выветрился. Остался только один, сильный и неприятный. Так пах отец. Айзек останавливается перед дверью чужой комнаты и злится на себя за то, что никак не может переступить порог. Иррациональный страх не даёт ему этого сделать. Страх того, что отец может быть внутри.
Да, в этой новой жизни тоже есть страх. Он никуда не делся и вряд ли вообще когда-нибудь уйдёт. Всё ещё есть те, кто может причинить боль. Или даже убить. Айзек примиряется с этим. Наверное, страх – это инстинкт, который необходим, чтобы выжить. Если ты не боишься – ты глуп. А значит и мёртв.
Айзек собирает свои вещи в большой рюкзак. Запихивает туда какую-то одежду, обувь. Подумав, спускается вниз за аптечкой. Иногда Дерек бывает действительно жесток в своём стремлении научить их, как выражается сам альфа, выживать. Айзек возвращается на кухню и выламывает дно одной из табуреток. Оттуда выпадает несколько пачек денег. Стоило бы удивиться, что отец вообще рассказал ему о тайнике.
Несколько секунд Лэхи просто смотрит на зажатые в его руке купюры, поджимает губы, а потом срывается с места и вновь взбегает по лестнице, с разбегу влетая в комнату отца. На кровать летят первые попавшиеся вещи: рубашки прямо на плечиках, расчёска, ремень, какие-то книги. Айзек складывает четыре края простыни и волочет сумбурный мешок по коридору. К рубашкам прибавляется бритва, пеня для бритья, зубная щётка, фотографии в рамках. Дверь подвала распахивается с полпинка, и Айзек замирает перед чёрным провалом.
Внизу – эпицентр всех его детских страхов. Грёбанная волчья яма кустарного производства. Существование этого места всё равно что пощёчина. Бетонное доказательство того, что имело место в прошлом. Слёзы, кровь, обиды и бесчисленные синяки. В какое-то мгновение все побои будто вновь проступают на теле. Айзек упрямо хмурится, перехватывает ткань поудобнее и спускается вниз, но странный шорох и чужой запах заставляют его вновь остановиться.
- Кто здесь?
Существо не удостаивает его ответом, но подымает голову, и в темноте вспыхивают дикие оранжевые глаза.
- Твою же мать. – выдыхает Айзек, делает шаг назад. Кэнима шипит и угрожающе взмахивает хвостом, сметая при этом какую-то мебель. – То есть, я хотел сказать, привет.
Кэнима не двигается, Айзек тоже. Он разглядывает длинные острые когти на чешуйчатых лапах.
- Ммм, а что ты тут делаешь? – возможно, не самое удачное начало светской беседы, но парень не знает, что сказать. Конечно же, кэнима не отвечает. – А я решил шмотки отца здесь свалить.
Янтарные глаза неотрывно следят за Лэхи.
- Ну, может, ты помнишь его. – Айзек улыбается и пожимает плечами. - Ты ведь его убила.
На этот раз ящерица-переросток реагирует. И ещё как. Шипит, когти царапают бетонный пол, тело изгибается, и, кажется, кэнима готовится к прыжку.
- Эй, не надо нервничать! – парень примирительно, как ему кажется, вскидывает руки. – Я не в обиде. Вообще, я даже благодарен тебе. Спасибо.
Кэнима смотрит на него, как на сумасшедшего и даже перестаёт шипеть, а Айзеку, блять, смеяться хочется от нелепости этой ситуации. Он тешил себя надеждой, что у этой твари есть мозги и она убила отца не случайно. Ему хотелось найти её, поблагодарить, возможно, сделать что-то для неё. А кэнима его даже не понимает. Она царапает когтями ящик, в котором его раньше держали, и её хвост беспокойно подрагивается.
- Хочешь остаться в доме? – Айзек сам не знает, зачем продолжает этот безумный монолог. Пора валить отсюда и звонить Дереку. – Вообще-то, ты меня пугаешь до усрачи, но подвал я точно могу отдать в твоё распоряжение.
В ответ на любезное предложение монстр издаёт жутки звук, который можно расценивать как рычание, и сбивает Айзека с ног. Оборотень успевает только выпустить когти и упереться лапами в грудь кэнимы, как перестаёт чувствовать своё тело.
«Пиздец» - это всё, что думает Айзек, скашивая глаза на ряды острых зубов в опасной близости от его лица. Парень уверен: сейчас кэнима разорвёт его на кусочки и сожрёт. И поделом же будет, идиоту! Айзек пытается пошевелиться, но яд парализовал его. Просто немецкое качество.
Кожу опаляет горячее дыхание. Кэнима смотрит на Айзека сверху вниз, её хвост медленно сворачивается вокруг его шеи. Айзек чувствует, как коготь скользит по его скуле, приподымая подбородок. Когда раздвоенный язык касается его губ, Лэхи готов поклясться, что слышит как все мысли, что были в его голове до этого момента, смывает в огромный вселенский унитаз. Айзек говорит первое, что приходит в голову:
- Может, сначала чаю?
Вот идиот.
Раздаётся грохот, рёв, и кэнима исчезает, оставляя обездвиженного Айзек пялиться в серый потолок, подернутый паутиной, и размышлять о том, что это, блять, вообще было.
Когда возможность двигаться возвращается к нему, Айзек стягивает с себя одежду и забрасывает её в чудом уцелевшую стиральную машину.
- Надеюсь, порошок выбьет её запах. Лучше избегать нежелательных вопросов от Дерека. Ему хрен соврёшь, а за правду он меня, наверное, живьём закопает.
Лэхи обводит взглядом подвал. Почему-то ему уже не так не по себе здесь.
Эрика рычит, почти срываясь на визг. Красная, перемешанная с кровью слюна, стекает из уголков её рта. Эрика дёргает цепи, почти выворачивает себе суставы в попытке освободиться. Айзек смотрит на неё, он пытается помнить, что её зовут Эрика и что она – его друг. Почти его сестра. Ерошит ему волосы, рассказывает что-то интересное из школы, подшучивает. Бойд рвётся с привязи, железо жалобно скрипит, режет слух. Обращать негра – вообще хреновая идея. Плешивый, чёрный волк с уродливой мордой скалится, буравит взглядом. Дурная сила играет в мышцах. Айзек пытается помнить, что эти люди – его стая. Что они обнажают клыки ради него, а не против него. Но получается хреново. Они – не его якорь. У него вообще нет якоря. Есть только ярость, одиночество, боль и жажда крови, которая, наверно, ощутима физически. Айзеку кажется, что он плачет, рыдает на взрыв, но из груди вырывается только глухой рёв. Кажется, все грёбанные сочленения в его теле вывернуло одновременно, но легче не становится. Цепи, которыми он покорно позволил себя приковать, доводят до бешенного припадка. Его сознание быстро заполняется какими-то образами, отрывками мыслей. Упрощается, костенеет, звереет. Айзек воет, рвётся куда-то и сам не знает, куда.
Зализывать раны после полнолуния приходится долго и мучительно. Дерек не выпустил их из норы, но при этом изрядно покалечил. Утром Эрика стянула с себя одежду прямо перед ними, никого не стесняясь. Да и было бы чего. Но Айзек почему-то не смотрел ни на полные и белые, словно яблоко, груди, ни на изгибы бёдер. Он видел только рваные раны, множественные кровоподтёки. Шипя, Эрика аккуратно прикасалась к синякам, проводила подушечками пальцев по царапинам, слизывала с запястья кровь, оставшуюся после открытого перелома. Айзек смог обойтись без переломов, но вот внутри наверняка что-то было повреждено. Стоять на ногах было трудно, но Айзек всё равно поднялся и поковылял к Эрике. Она посмотрела на него с усталостью и обидой в красновато-карие глазах, но подпустила к себе. Лэхи аккуратно приподнял её волосы и провёл языком по глубокой ране на левой лопатке. Эрика захныкала от боли, но не отстранилась. Бойд поддержал её за руку, увлёк с собой на пол и стал помогать Айзеку. Ранение самки казалось чем-то более важным, чем собственные повреждения. Айзек не задумывался, как они выглядят сейчас со стороны. Но он точно знал, что в то, что он делал, он не вложил ни капли секса.
Дерек стоял за колонной, подпирая её плечом, и просто смотрел на своих бет. На его взгляд, полнолуние прошло не самым ужасным образом. Если бы ещё Айзек не пытался так отчаянно вырваться наружу. Что ему там понадобилось? Хэйл вспомнил выражение лица Лэхи, когда одевал тяжёлые кандалы ему на руки. С этим волком будет больше всего проблем. Не с Эрикой, которая перетрахает полгорода и успокоится, не с Бойдом, которому жизнь пообломает отросшие амбиции, и даже не со Скоттом, который в конечном итоге приползёт к ногам альфы как миленький. С Айзеком будет дохуя проблем. Потому что эту жажду свободы, эту одержимость волей не выбить из пацана никакими средствами. Сейчас оборотень готов загрызть любого, броситься и растерзать первого, кто вздумает покушаться на его право выбора, на это личное пространство. С возрастом это никуда не денется. Пройдёт время, и Айзек будет готов не только убить, но и умереть для того, чтобы остаться свободным. Да, он подчиняется Дереку, но делает это не бездумно, не на чистых инстинктах. И Хэйл не знает, как будут обстоять дела в стае, когда Айзек научится контролировать себя в полнолуние.
- Прогуливаешь занятия? – Джексон даже не вздрагивает.
- Во всяком случае, меня пока не объявили в розыск.
Айзек хмыкает и усаживается рядом с Уитмором, просовывая ноги в щели парапета и свешивая их к самой воде. Лес вокруг шумит под напором ветра, где-то над головой щебечут птицы. Айзек с упоением вдыхает запах холодной речной воды, зелени, мокрых досок моста, земли и мха. А заодно и запах Джексона, перебитого каким-то жутко дорогим и жутко вонючим, по мнению оборотня, парфюмом.
- И что же привело тебя, маленький мальчик, в чащу леса? – Айзек понижает голос, парадируя старого пилигрима.
- Одиночество, Лэхи. Иногда людям хочется побыть наедине с собой. И, да, это такой намёк, если ты вдруг не понял.
- Не кусайся. – улыбка не покидает лицо парня.
Джексон поворачивается к нему и внимательно смотрит на Айзека.
- Ты сам-то что тут забыл?
Айзек пожимает плечами и откидывается на спину, с чувством вытягивается, хрустя позвонками. Облака бегут по небу с поражающей быстротой. Осенью всегда так.
- Гуляю. Показалось, что запах знакомый. Пошёл по следу, а тут ты.
Джексон как по-особому дёргает плечом. Это он так реагирует на «пошёл по следу». Айзек думает, что хреново, наверное, быть человеком и при этом знать, что вокруг есть хищники покрупнее. Лэхи и сам иногда нервничает, когда Дерек заводит разговоры об охотниках и их методах. На месте Стилински Айзек бы уже продал душу за баллы по предметам, чтобы иметь возможность попасть в колледж где-нибудь подальше от этого города. А ещё поставил бы решетки на окна и обзавёлся пистолетом. Но Стайлз умный, не факт, что он ещё не.
- Не хочешь поговорить об этом?
Джексон бросает на Айзека ленивый взгляд.
- О чём?
- О твоей проблеме. Не выгибай так бровки, на меня не действует.
- У меня нет никаких проблем.
- Всё ещё оборотень, всё ещё слышу, как ты врёшь.
- Иди нахуй, Лэхи.
Айзек молча наблюдает за тем, как Джексон подымается, прячет руки в карманы куртки, собирается уходить. И неуверенно топчется на месте. Парень знает, что Уитмору есть, что сказать. Это видно по затравленным взглядам за спину, по нервному закусыванию губы, по учащённому пульсу и вспотевшим ладоням. Айзек запрокидывает голову, смотрит Джексону в глаза. И, наверное, всё портит.
- Придурок. – Уитмор качает головой, разворачивается и шагает в сторону припаркованного Porsche.
Айзек срывается с места, бросается на Джексона со спины. Человек каким-то чудом успевает обернуться, подставить под удар плечо. Айзек рычит, впиваясь когтями в ткань, наваливается на Джексона, который перехватывает оборотня за лацканы. Они борются так несколько секунд, а затем оба теряют равновесие и скатываются по склону. Среди шуршания опавшей листвы и хруста веток слышится пыхтение и мат.
- Это ты придурок, Уитмор! – пальцы Айзека смыкаются на шее Джексона. Оборотень почти душит его и еле сдерживается, чтобы не пронзить когтями трахею. - Маленький, жалкий ублюдок с набитым кошельком! Открой глаза, посмотри вокруг! Здесь всё провонялось твоим эгоизмом!
Джексон упирается руками в грудь Айзека, пытается отвернуть голову, выползти из-под него, но оборотень только крепче сжимает ноги, не давая Уитмору пошевелиться. Джексон хватает ртом воздух, старается не смотреть в страшные, прищуренные жёлтые глаза.
- Если я прямо сейчас, - голос Айзека становится тише, - перегрызу тебе глотку, Джексон? Сколько народу придёт на твои похороны? Кому ты вообще нужен со своей машиной, своей причёской и общественным статусом? Все плевать, по большому счёту. Ты совершенно один. По-моему, это хуёво, Уитмор. Так у тебя нет проблем?
- Слезь. С. Меня.
Оборотень изучает лицо Джексона. Блеклые веснушки, пухлые губы бантиком, ряды крепко, до скрипа сжатых зубов. Хватка на шее ослабевает сама собой. Айзек мягко проводит пальцами по оставленным им же синякам, очерчивает линии мышц, поглаживает впадинки у скул и ловит удивлённый взгляд.
- Неловкое молчание. – сам себе комментирует оборотень и встаёт с Джексона.
Лэхи бегло оттряхивает испачканные брюки, избегая смотреть на Джексона. Так же прячет руки в карманы. Уитмор лежит на земле, даже не пытаясь подняться, потирает рукой шею и следит за Айзеком.
- Не пользуйся этим одеколоном. Тебе не подходит.
Айзек уходит, так и не услышав, что Джексону страшно засыпать, страшно смотреть в зеркало, страшно оставаться с кем-то наедине, что Джексон, кажется, сходит с ума и не может никому об этом рассказать.
Айзеку нравится быть в стае. Благодаря ей его никогда не покидает чувство общности, причастности к чем-то. Знание того, что о нём есть кому беспокоиться. И ему есть о ком думать. Говоря откровенно, Айзек ощущал себя ребёнком из многодетной семьи. Ебанутая, если призадуматься семейка. Три подростка и мужик, живущие в мрачном пыльном бункере, воющие раз в месяц на луну и питающие нездоровый интерес к мясу. Но Айзеку всё равно. Это – лучшее, что было в его жизни.
- Он что?! – рёв Дерека слышен даже здесь, наверху. Айзек оборачивается, смотрит в тёмный проём входа их логовища, напрягает слух.
- Посадил аконит вокруг дома. – раздаётся голос Бойда, и Лэхи прямо чувствует, как верзила улыбается. – Лично видел его с лопаточкой и с мешками с рассадой. Там всё этим пропахло.
Айзек закрывает лицо рукой, стараясь не вслушиваться в душераздирающие звуки, доносящиеся из норы. Рычание, грохот, что-то ломается, падает. Заслышав тяжёлые шаги, Айзек метнулся в сторону. И как раз вовремя. Дерек вылетел наружу и, что называется, страшен был гнев его. Глаза под нависшими бровями горели адским пламенем, клыки щёлкали друг о друга. Видать, уже представлял себе, как будет перегрызать Стилински шею. Как Айзек догадался, о ком речь? Можно подумать, есть ещё варианты.
- Вниз. – прорычал альфа, и Айзек с радостью выполнил его приказ.
Эрика ржала в голос, стуча кулачком по учебнику алгебры.
- Вот идиот, это же надо такое выдумать! Не удивлюсь, если он себе ещё и венок из аконита сплёл.
Бойд ухмыльнулся в свойственной ему манере.
- Даже если и сплёл, то одеть точно не успеет. Дерек вынет из него душу, перевернёт на сто восемьдесят градусов и засунет обратно. Считай, кто-то уже продал газонокосилку. Пять штук.
Айзек усмехается и растягивается на полу, подкладывая по голову мягкий атлас по географии.
- Э, нет, - Эрика утирает выступившие от смеха слёзы и, к удивлению своих собратьев, продолжает. – Мы-то с вами знаем, что Дерек Стайлзу ничего не сделает.
Бойд и Айзек переглядываются и снова смотрят на Эрику, которая будто чего-то от них ждёт.
- Мы – не знаем. Ты о чём вообще?
Лицо Эрики вытягивается, она недоверчиво улыбается. Айзек впервые после уроков химии чувствует себя идиотом.
- Что, никто, кроме меня и Эллисон, не в курсе? – в ответ тишина и выразительные взгляды. Эрика делает вид, что полностью поглощена буковками в книге. – Не-не, ничего не берите в голову.
- Эрика?
- Всё, Бойд, проехали.
Айзек пожимает плечами и решает, что можно уже, наверное, возвращаться наверх. Золотое закатное солнце будет слепить глаза, греть кожу. И ветер сегодня ласковый. Ко всему прочему, ещё и относительная тишина. Атлас только взять надо.
- Ты куда пошёл? – окрик Эрики останавливает его на полпути. – Оставь книгу, мне она нужна. И Дерек запретил выходить этой ночью.
Нехорошо кольнула интуиция, Лэхи медленно обернулся.
- Почему?
- Эллисон сбросила смс. – Бойд говорит так просто, будто Ардженты пишут им каждый день. - Сегодня устраивают облаву на кэниму, нам лучше не высовы… Эй, убогий, ты чего?
- Облаву? – Айзек не узнаёт свой голос. Мир перед глазами сдвигается и встаёт на место, как старая киноплёнка.
- В точку. Толпа злых вооружённым до зубов охотников рыщет по городу и лесу, желая прикончить сверхъестественную тварь. Лично я предпочту отсидеться.
- Айзек, - Эрика отбрасывает учебники и медленно приближается к парню. – Успокойся, у тебя клыки губу пробьют.
Оборотень следит за её руками, которые тянутся к нему, и угрожающе рычит. Эрика хмурится, останавливается, растеряно оглядывается на Бойда. Тот встречается с ней взглядом и кивает. Дерек велел им следить друг за другом.
Айзек пользуется их замешательство, разворачивается и несётся к двери. Бойд возникает перед ним, как скала из морской пены, и Айзеку приходится опуститься на четвереньки, оттолкнуться от пола, прыгнуть в сторону, чтобы избежать железной хватки верзилы. Эрика наскакивает стремительно, цепко хватает его пальцами за лодыжку. Айзек пинает её свободной ногой, изворачивается, пролетает между рядов полу-проржавевшего металла и добирается-таки до выхода. Оборотень со всей силы захлопывает за собой тяжёлую дверь, искренне надеясь, что тянущаяся следом лапа ему просто показалась. Хочется покалечить кого-нибудь, но не члена своей стаи точно. Повезло ещё, что Бойд и Эрика не особо старались. Убежать от них можно. В серьёзной схватке два на одного Айзека бы смяли в волчью отбивную. Впервые он почувствовал толк от изнурительных тренировок Дерека. Ха, а ведь использовал полученный опыт в пику альфе. Лучше не думать о том, что сделает Хэйл, когда вернётся. И что сделают с ним остальные члены стаи, которым точно достанется за то, что они упустили Айзека.
Асфальт убивает суставы, в городе шумно и пыльно, ветер доносит сотни запахов. Солнце стремительно садится за горизонт, небо стекает тёмными морскими красками, оставляя после себя чёрный провал с редкими звёздами. Оборотень не имеет понятия, где искать кэниму. Это злит. В груди поселяется неясное чувство беспокойства. Айзек решает положиться на интуицию и выбирает лес. Или это волк внутри, разбуженный всплеском гормонов и адреналиновой атакой, выбирает лес. Лэхи кажется, что в его действиях прослеживается логика, но каким образом она там прослеживается, остаётся за кадром. Айзек припадает к земле, вслушивается, ловит ветер и доносимые им запахи. Где-то вдалеке слаженно идут люди, человек двадцать, сухая листва хрустит под их ногами. В воздухе витает напряжение, лес играет тенями, создаёт иллюзии. Оборотень насторожено крадётся по руслу пересохшей реки-крик, выжидая. Он не может понять: охотники идут от него или на него. Люди останавливаются, переговариваются, щёлкают рацией. Айзек нервничает и вспахивает когтями борозды в промёрзшей земле.
Выстрелы раздаются резко и со всех сторон, оглушая Айзека на раз. Он постыдно съёживается, защищаясь от гипотетических пульт и кидается вперёд, по руслу. Спустя мгновение оборотень понимает, что стреляли не в него, но продолжает бежать. Одним прыжком перемахивает через поваленное дерево, со всей мочи несётся ещё метров сто и налетает прямо на разъярённую кэниму, сталкиваясь с ней лбами. Чудовище ревёт и, не разбираясь, сшибает оборотня с ног одним прицельным ударом хвоста. Айзек успевает сгруппироваться, проскальзывает по листве и вскакивает на все четыре конечности. Рычание получается само собой. Снова повторяется очередь выстрелов, в темноте вспыхивают и гаснут огни, в нос ударяет резкий запах крови. Кэнима ревёт, выгибается, обнажая клыки. Айзек почти чувствует, как ей больно. Кэнима поворачивается к нему, смотрит прямо в лицо своими невозможными оранжевыми глазами. Зрачки-прорези расширены и похожи на две чёрные дыры. Люди наверху затаились, выжидая. Щёлкнули затворы, под ногами забегали красные огоньки прицелов.
Гнев на охотников вспыхивает внутри подобно бензину, и Айзек рычит, наваливается на ящера, пытаясь укрыть его своим телом от пуль. Идиотская попытка, учитывая соотношение их размеров. От кэнимы разит человеческой кровью, это значит, что ящер опять кого-то убил. То рациональное, что ещё теплится в мозгу Айзека, истерично орёт «Нахуя?!». Какого лешего он вообще попёрся в этот лес, сунулся к охотникам, спасает это тупое животное? Куда подевались десять классов образования?! Волк рычит, и рациональное тушуется, махает рукой и уходит в глубины сознания. Остаётся боль от шальных пуль, одуряющий запах крови и инстинкт.
Слова Дерека о том, что ни в коем случае нельзя стоять на одном месте, вспыхивают в памяти так, будто Айзеку дали подзатыльник. Если их сейчас окружат, то сделают из бедной пушистой тушки Лэхи решето. И тогда уже никакая регенерация не поможет. Айзек смотрит наверх, где в темноте мелькают огни фонарей, хватает кэниму за лапу и тянет за собой по устью. Ящер шипит, вырывается, и Айзек готов поклясться, что это существо велит ему убираться в одиночку.
- Нихрена! – оборотень более чем уверен, что слов его не разобрать из-за рычания, но всё равно пытается сказать. – Мы идём вместе. Я тебя не оставлю!
Яркий сноп искр вспыхивает где-то над головой, и Айзек не успевает закрыть глаза. Он пятится, размахивая перед собой руками, спотыкается и валится на землю. Боль пронзает левое плечо, и Айзек абсолютно точно знает, что это арбалетная стрела. Грёбанная арбалетная стрела, засевшая глубоко в его теле. Охотники подошли на расстояние выстрела из арбалета.
- Дерек меня убьёт. – стонет Айзек, пытаясь открыть слезящиеся глаза. Положение переходит на стадию «тотальный пиздец». Злость подкатывает к горлу, словно рвотный спазм. Оборотня распирает желание подняться и разодрать на мелкие клочки того урода, что подстрелили его. Разорвать, растерзать их всех. Запустить клыки в плоть и терзать, терзать красное мясо до тех пор, пока оно не превратиться в лоскуты. – Сделай что-нибудь, тварь!
Брошенные в сердцах слова возымели совершенно неожиданный эффект. Раненная, перепуганная, доведённая до бешенства болью и страхом кэнима вдруг вся подобралась, напряглась, оскалилась. Айзек не мог этого видеть, перед глазами плавали красные круги. Но он почувствовал. Даже запах ящера изменился. Лэхи показалось, что он чует в нём знакомые отголоски, но не успел разобраться – когтистой лапой кэнима перехватила его поперёк туловища и мощным прыжком вытащила их обоих на ровную местность. Айзек взвыл от боли. Не готовые к такой прыти охотники отступили, давая монстру возможность прорваться сквозь их круг. Не успел оборотень сориентироваться, как он и ящер уже неслись куда-то, бок о бок, петляя между деревьев и не оглядываясь.
Айзек бежал чуть позади кэнимы, не маяча у неё перед носом, но и не отставая. Ящер, кажется, был не против. Он уверенно двигался в сторону города. Чешуя блестела от свежей крови, но движения кэнимы были точными и размеренными, наверное, раны почти затянулись. Айзек слабо представлял себе, что будет делать дальше. Есть ли у кэнимы своё логово – неизвестно. Как долго ящерка будет терпеть присутствие оборотня – тоже вопрос. Но Лэхи решил, что будет следовать за кэнимой до тех пор, пока это возможно. Ему нужны были ответы.
Происходящее показалось Айзеку подозрительным только тогда, когда он понял, что крадётся по крайне знакомой улице. Посреди ночи, грязный и потный, полу-обратившийся, пробирается трусцой вдоль газонов своих соседей.
- Постой, ты что, реально собираешься жить у меня?! – Айзек забегает вперёд кэнимы и пытается заглянуть ей в глаза. Ящер его игнорирует. – Бля, ты прости, но ко мне нельзя! Я знаю, что сам предлагал, но сейчас – вообще не вариант!
Айзек аж вспомнил детство, когда даже летом носил кофты с длинным рукавом и не мог пригласить никого в гости, потому что… потому что отец, в общем. А сейчас полиция, Дерек и полное незнание подробностей ухода за пресмыкающимися.
Кэнима смотрит на Лэхи с выражением полного безразличия на морде и сворачивает налево. К дому Уитморов. Айзек чувствует, что его брови сами, непроизвольно, ползут вверх и, наверное, сейчас выпадут все разом, не в состоянии выразить всё его удивление. И непонимание.
Оборотень осторожно двинулся вслед за ящером, посекундно оборачиваясь и проверяя, не видит ли их кто. На улице было темно и пусто, ни в одном окне не горел свет. В случае чего даже полицию никто не вызовет. Айзек не был уверен, что хочет смерти кого-то из семьи Джексона. Или самого Джексона. Во всяком случае, сейчас.
Когда кэнима хозяйским жестом открывает окно на верхнем этаже и забирается в дом, Айзек начинает потихоньку понимать. Он вваливается в комнату следом за ящером, опускается на пол, принюхивается. В помещении темно и тихо. И пахнет Джексоном. Дом погружён в ночной покой, на нижнем этаже мерно бьются два сердца. Айзек берёт стоящую в углу клюшку для лакросса, вертит её в руках. В комнате Уитмора, в отличает от его собственной, на удивление чисто. Вещи не валяются на полу, всё убрано по полкам и шкафам.
- Джексон умеет обращаться со своей собственностью. – бормочет оборотень.
Трубы гудят, струи воды ударяют о стекло душевой, и Айзек, прислушавшись, отставляет на место снятую с полки фотографию, идёт к полоске света, пробивающейся из-за двери ванной. Уитмор стоит за прозрачной пластиковой дверцей кабины, упираясь руками в кафель перед собой. Горячая вода стекает по его голому телу, смешивается с кровью и грязью, алеет и убегает в слив под ногами. Айзек сглатывает, не в силах оторвать взгляд от напряжённых плеч, выступающих лопаток, медленно исчезающих переливов чешуи. Парень мысленно поздравляет себя со вступлением в славные ряды вуайеристов. Это совсем не так, как в общей душевой после физкультуры. Здесь примешиваются какие-то эмоции, какие-то ощущения. И дело даже не в том, что Айзек разглядывает чьё-то голое тело. Дело в том, что это Джексон. И что Джексон – кэнима. Кэнима, которая вытащила его из леса. Кэнима, которая убила отца Лэхи, которая вообще убивает людей. А потом возвращается домой и смывает кровь в душе.
Айзек сам не замечает, как подходит вплотную к стеклу и кладёт ладонь на запотевшую поверхность. Проводит ей из стороны в сторону, чтобы вновь увидеть напряжённую спину, опущенную голову, струи воды, стекающие по волосам на холку и ниже.
Айзек уверен, что это не он виноват, но в Джексоне вдруг что-то резко меняется. Он отскакивает от стены, смотрит на свои руки, всё ещё красные, и тело Уитмора начинает бить крупная дрожь. Айзек слышит, как колотится его сердце, чувствует запах страха. У Джексона самая настоящая паника. Он хватает ртом воздух, остервенело пытается оттереть кровь с ладоней и постоянно повторяет:
- Блять, блять, блять… - голос такой, будто Уитмор вот-вот расплачется.
Когда Айзек бесцеремонно накидывает Джексону на плечи первое попавшееся полотенце и вытягивает парня из душа, Джексон всё ещё пытается уцепиться за кран, а потом смотрит на Айзека со смесью ужаса и недоверия. Руки скользят по мокрой коже, но Айзек всё равно вытаскивает Джексона и ведёт его, одуревшего и еле стоящего на ногах, на кровать. Джексон падает на постель, кое-как прикрывается полотенцем и отползает подальше к стене. Лэхи возвращается в ванную, выключает воду и, подумав, устало плюхается на край кровати. Отражение в огромном зеркале напротив (господи, Уитмор, гори в Аду) показывает мрачного оборотня, за спиной которого вжимается в подушки мокрый, всклоченный недочеловек.
- И давно ты, Джексон, по ночам людей убиваешь? - спрашивает Айзек, когда пауза затягивается.
Язык снова скользит по одному из клыков. Джексон не отвечает и отводит взгляд.
- Ты помнишь, как убил моего отца?
Сердце Джексона начинает биться чаще, но он по-прежнему молчит. Айзек смотрит в зеркало и решает, что для чувака, который сидит голый, не в адеквате и в компании оборотня посреди ночи, один на один и без аконитовых пуль, у Джексона слишком постное лицо. Поведение a la «не тревожьте покой мой, жалкие смертные» у этого парня включается на автопилоте.
Но Айзек давно уже не парится обо всех этих схемах поведения, которые люди вырабатывают для себя, чтобы скрыть истинные мысли и намерения. Его сейчас слишком волную его собственные вопросы, нежели душевное состояние ублюдка, завернувшегося в махровую тряпку. Айзеку похуй, что Джексону страшно и плохо.
Пальцы снова смыкаются на горле парня, удобно ложась на почти выцветшие следы, оставшиеся с прошлого раза. Айзек наклоняется к самому лицу Джексона, почти касаясь его носа своим.
- Я спрошу ещё раз. – среди слов явственно проскальзывает глухое рычание. – И ты ответишь мне правду. Ты помнишь, как убил моего отца?
Джексон сглатывает и качает головой:
- Нет. Не помню. Я вообще нихрена не помню!
Чувство разочарования растекается во рту неприятной горечью. Айзек выпрямляется, смотря на Джексона сверху вниз. Почти так же, как сам Джексон-кэнима тогда, в подвале. Уитмор скидывает с себя руки оборотня и сердито сверлит его взглядом, но сбросить Айзека с себя совсем всё же не решается. Жёлтые глаза горят в полумраке слишком угрожающе.
- То есть, ты не осознаёшь, что делаешь?
- Нет, Айзек, я же сказал! – Джексон хлопает ладонью по матрацу. Оборотень всё ещё сверлит его взглядом, ожидая объяснения. - Поначалу я думал, что это лунатизм. – на последнем слове Айзек фыркнул, но Джексон продолжил. - Ложусь спать одетым, просыпаюсь голый, окно на распашку... А потом…
Голос Уитмора дрогнул, и Айзек понял, о чём он. Потом были куски мяса под ногтями, заголовки газет и провалы в памяти. Оборотень закусил губу, вздохнул и слез с парня. Все вопросы разом отпали. Захотелось в бетонную нору. Послушать крики Эрики, получить нагоняй от Хэйла и лечь спать. А утром, поднявшись, уже никого не искать.
Джексон сел на своей постели и смотрел вслед уходящему Лэхи. Уитмору хотелось кричать, падать на колени и просить не оставлять его. Мысль о том, что завтра он, возможно, опять очнётся в своём душе, заляпанный человечинкой, пугала его до зелёных чертей. Которых, он, вероятно, скоро начнёт видеть. А Айзек мог ему помочь. Если Джексон всё правильно понял.
- Я не помню, как я это сделал, - поспешно сказал Уитмор, когда оборотень был уже одной ногой на улице. – Но я помню, что очень этого хотел. До того, как… В общем, когда увидел, как он садится в машину и едет следом за тобой.
Айзек медленно развернулся и посмотрел Джексону в глаза, от чего парень вздрогнул и почувствовал себя ещё более неуютно, чем это вообще было возможно. Мокрое полотенце воняло сыростью и холодило кожу, было стыдно и неловко. А ещё во всём теле был какой-то мандраж, как перед большой игрой.
- И почему же ты хотел его смерти? – спросил Айзек тихо, смотря на Джексона словно бы свысока.
Расслабленная фигура на фоне серого провала окна, освещённая люминесцентной полосой из-за двери ванной. Взгляд Уитмора скользнул по выразительным скулам, пухлым губам, открытой шее и ключицам, чуть выступающим над воротом футболки.
- Не знаю. – сказал Джексон, не совсем понимая, к чему относится эта фраза. А потом собрался с мыслями и попытался ответить так, чтобы звучало не смешно. – Мне не нравилось, что он причинял тебе боль. Это злило меня. То, что он калечит тебя ни за что. Твои забитые глаза…
- Заткнись.
- Я просто…
- Заткнись, Уитмор. – голос Айзека раздаётся над самым ухом.
Джексон шарахается в сторону, путается в одеяле и падает на пол.
- Хреново же тебе. – меланхолично тянет оборотень, свешиваясь с края кровати. Острые когти медленно тянут на себя тонкую ткань покрывала. – Обращение не контролируешь, раны сам залечивать не можешь, с органами чувств, наверное, - пальцы скользят вверх по оголившейся стопе Джексона, посылая по коже стаю мурашек, – тоже перебои.
- Ты что творишь, Лэхи? – Джексон пытается говорить спокойно, но куда там. Сознание услужливо намекает, что ещё минуту назад он сам поборол в зародыше иррациональное желание прикоснуться к оборотню.
Губы Айзека растягиваются в улыбке, он плавно опускается на пол, на четвереньках приближается к Уитмору, седлает его бёдра и склоняется к лицу. Почти эротично.
– Прекрати эту гомосятину. Мне достаточно Дэнни. – голос сел, Джексон смотрит в большие серые глаза Айзека и не может двинуться. И вовсе не потому, что оборотень способен размазать его по стенке.
- Просто возвращаю долги. – Айзек говорит прямо Уитмору в губы, при каждом движении мягко задевая их.
- Никаких долгов, чувак. Я альтруист. Добрый меценат.
Лэхи усмехается, его горячий выдох обдаёт теплом шею Джексона. Мягкий язык касается губ, скользит по ним несколько раз.
- Ты первый начал. – шепот Айзека щекочет ухо. – Ты меня разглядывал.
- О чём ты?..
- Цыц. – Джексон вздрагивает, когда оборотень игриво прикусывает его нижнюю губу. – Поздно пить «Боржоме», если почки отлетели.
- Послушай, я…
«Я парень, ты парень, я натурал, у меня есть или была или будет девушка, в последнее время жизнь превратилась в фильм ужасов китайского производства с хреновым переводом, я в сомнениях, тоске и печали, может, не надо, отвали, отвали, отвали»
- Мне похуй. – отрезает Айзек, его радужка вспыхивает жёлтым. Джексон не может отвести глаза от лица Лэхи. И от его губ. Поток мыслей в голове иссякает, как родник в пустыне.
Ладонь Айзека ложится Джексону на затылок, но это уже совершенно лишнее. Парень сам подаётся ему навстречу. Их губы мягко соприкасаются на мгновение, а потом Айзек наваливается на Джексона со звериным напором, хватает его за плечи, вдавливает в пол и целует. Джексон стонет, пытается отвечать, но оборотень не даёт ему и шанса на инициативу. Он целует горячо, грубо и быстро, кусая губы и тихо рыча, что совершенно сносит Джексону крышу. Он обхватывает руками бока Айзека, проводит руками по его спине, изгибается и касается коленом паха Лэхи.
- Нарвёшься. – предостерегает оборотень таким тоном, что Джексону так и хочется «нарваться». Хотя, куда уж дальше. Он голый, на полу, лежит под парнем и ловит кайф. Но этого мало.
Уитмор ухмыляется, смотрит из-под ресниц, кладёт руку на свой стоящий член, и Айзек думает, что только Джексон может себе позволить выёбываться в такой ситуации. И так умопомрачительно пахнуть, сбивчиво дышать и кусать губы.
- В глаза мне смотри. – говорит Айзек и медленно опускается вниз, почти ласково ощупывая по мере приближения плечи, живот и бока Джексона. Не разрывая визуального контакта, Айзек скользит губами по кисти Джексона, щекочет кончиком языка впадинки между пальцев. Уитмор действительно смотрит, не отрываясь, и с нарастающим возбуждением убирает дрожащую руку.
Айзек наигранно облизывается и касается губами сочащейся головки. Джексон охает, выгибается, хватается за смятое покрывало, и его стон сливается с едва уловимым человеческому уху, но весьма отчётливым для оборотня рычанием. Нет, даже рёвом.
- Ебать мою жизнь. - выдыхает Айзек, закрывая глаза и утыкаясь лом в бедро Джексона.
Уитмор приподымается, фокусирует взгляд на Айзеке.
- Что?
- Альфа. Зовёт. – Айзек отстраняется, садиться на пятки.
Глаза Джексона округляются, до него доходит смысл этих двух слов.
- Ты не можешь оставить меня вот так! – парень шипит точь-в-точь как кэнима и для общей убедительности указывает руками на своё налитое кровь богатство.
Оборотень смотрит на Джексона, на его колом стоящий член, оборачивается к окну. Волк внутри скребётся лапками по коре головного мозга, скулит и тоже не знает, что делать с чужой и своей эрекцией, с прямым приказом явиться перед светлы очи вожака и мучительным желанием завершить начатое.
- Быстро… - Айзек прижимается губами к губам Джексона, обхватывает рукой его член и почти кончает от одного прикосновения пальцев Уитмора к его собственному.
Взаимодрочка – это явно не то, чем Айзек предполагал закончить этот день, но не взвыть и не оставить укус-засос на шее Уитмора, когда Джексон запрокидывает голову, пронизываемый спазмами оргазма, просто не может.
Джексон очухивается через пару минут, мокрый, липкий и перемазанный своей и чужой спермой. Где-то за окном проезжает, ударяя по газам, машина, высвечивая фарами пляшущие на потолке тени от терзаемых ветром деревьев.
- Лучше бы он тебя загрыз. – от души желает Эрика Айзеку, стирая со лба пот.
- Кончай трындеть, на исходную! – прикрикивает Дерек, и оборотни не скрывают обречённых стонов.
Лэхи не может не согласиться, что в чём-то Эрика права. Вчера, когда Айзек пришёл на зов альфы, готовый к страшным мукам, Дерек не стал на него орать. И бить не стал. Только посмотрел тяжёлым взглядом и велел не высовываться до рассвета. Тяжёлый взгляд Хэйла – это что-то особенное. В сравнении с ним небо атлантам показалось бы куском фанеры. Айзеку в тот момент захотелось заскулить, подползти к оборотню и виновато опустить кающуюся голову. Лишь бы на него так больше не смотрели.
Сейчас это желание только усиливалось. Потому что Дерек решил наказать стаю по-своему. Страшно и изощрённо. Айзек не верил, что его тело может столько выдержать, но оно выдерживало. Одно дело побои. К побоям он привык, притерпелся. Синяки всегда сходят, кости срастаются. Физическое изнеможение оказывается куда хуже. Оно постоянное, нарастающее. Бегай, прыгай, уворачивайся от ударов, ломай клыки и кости. Снова беги. И ещё беги. Поймай стрелу, сбей с ног противника. Десять минут на зализывание ран, потом ещё несколько подходов по заданной программе. Можешь стоять на ногах? Бери Эрику и отрабатывайте атаку в паре. Эрика упала, а ты ещё стоишь? Тогда помоги Бойду. Упал? Отжался!
Наверное, всё это было бы не так ужасно, если бы голову Айзека не монополизировали мысли о кэниме. Или Джексоне, если уж говорить начистоту. Маленькие злобные тараканы-сомнения терзали Айзека и не давали ему покоя. Зачем Джексон убивает? Когда он сделает это снова? Как Айзеку помешать ему? Есть ли у Стайлза лишняя цепь? И нахуя Айзеку в это вмешиваться? Он ведь милый маленький волчонок, должен тихо сидеть под боком папы-Дерека и сосать лапу. Свою лапу, а не чей-то член. Сдался ему этот Уитмор.
Часов через пять Айзек понял, что начинает задыхаться. Ему доставалось больше других, и он всё чаще оседал на землю, не в состоянии пошевелиться. Пристальный взгляд альфы прожигал в нём две большие дыры до тех пор, пока Лэхи не подымал свою задницу и не возобновлял «упражнения». Бойд и Эрика чуть не плакали, когда Дерек разрешил им взять вещи и убраться на занятия. Он даже проводил их до выхода. Айзек тоскливо смотрел им вслед. Полоска голубого неба мелькнула и скрылась за оббитой железом дверью. Айзек уткнулся лбом в стену, наслаждаясь исходящим от бетона холодом.
- Отличная идея. – говорит Дерек. - Давай отработаем ситуацию с зажатием в углу.
Когда стая возвращается, Айзек бездыханным трупом валяется там, где упал, даже не потрудившись отползти куда-нибудь в тень. Эрика наклоняется к нему, ерошит взмокшие волнистые волосы.
- Дерек несправедлив. Он любит тебя больше нас.
Айзек приоткрывает один глаз, смотрит на Эрику и думает, что ну нахуй такую любовь. Как-то странно получается: отец его ненавидел и тиранил. Дерек его вроде как любит и тиранит. Почему всем так нравится мучить Айзека?
- Какой ты теперь будешь сильный. – в протяжных словах волчицы слышится мечтательность. – Но бедный Дерек, он ведь будет по тебе скучать.
- О чём ты? – Хэйл появляется из ниоткуда, нависая над щенками тенью отца Гамлета.
Губы Эрики расплываются в улыбке, и она отвечает:
– Сегодня Стилински, который шериф, приходил в школу и сказал, что Айзек вне подозрений и может вернуться домой. Велел передать, хах, если вдруг встретим.
- С какого перепугу? – Дерек прищуривается.
- Кажется, Джексон отказался от своих показаний. Наш плюшевый глазастик официально чист.
Лэхи явственно чувствует, как пристальный, полный подозрения взгляд Дерека просвечивает его насквозь.
- Пойдёшь в понедельник. Твоя тренировка ещё не окончена. - Хэйл разворачивается и уходит.
- Говорю же, он о тебе так заботится. - Эрика легонько хлопает товарища ладошкой по щеке и тоже удаляется, плавно покачивая бёдрами.
Айзек думает, что молчание альфы – гораздо более худший знак, чем если бы тот орал.
Небо за окном серое и угрожающе тяжелое. Солнечный свет почти не пробивается сквозь нависшие над городом тучи, и в аудитории горят все лампы. На улице пыльная буря скрывает горизонт, срывает с деревьев остатки листвы
Джексон оттягивает пальцем ворот водолазки. Качественная вещь, но с непривычки всё равно трёт. Парень думает, что мог бы не париться и одеться как обычно. Всё равно никто бы не заметил ни синяков, ни засосов, хотя шея Джексона и вызывала ассоциации с неудавшимся повешеньем. В последнее время все его избегают. Даже Дэнни, хотя именно он обязан Уитмору тем, что может спокойно вышагивать по коридорам и играть в лакросс. Джексону чудятся косые взгляды, кажется, что когда он отворачивается, люди крутят пальцем у виска. Джексон уже ни в чём не уверен. Сверстники что-то чувствовали. Как звери, только не так отчётливо. Какое-то беспокойство на периферии сознания. Словно Джексон может броситься на них в любой момент. Наверное, Уитмора выдавали глаза. Глаза будущего параноидального шизофреника.
Первые капли бьют по носу, теряются тёмными пятнами на чёрной кофте. Вода прибивает пыль, в воздухе пахнет озоном и мокрой землёй. Только бы та ночь не была сном, думает Джексон. Айзек – не был ещё одним бзиком, галлюцинацией, а оставленные им следы – самоистязанием. Вполне возможно, и если так, то Уитмор прямо сейчас пойдёт, сядет за руль своего Porsche и, выжав из него всё, на что способен автомобиль, влетит в какое-нибудь дерево. Или стену. Лучше в стену.
Джексону кажется, что он слышит, как вода ударяется о землю, разлетается брызгами, которые смешиваются с песчинками пыли, скатываются в шарики. Самое время для автокатастрофы. Когда дождь только-только начинает накрапывать, превращая дорогу в щедро смазанную маслом сковороду. В голове Уитмора зависает цифра «сто шестьдесят». Показатель критической скорости, при которой машину не переворачивает на поворотах. Стоит прижать педаль чуть больше, и красочный занос, тройное сальто и полёт в кювет вам обеспечены. Ключи брякают в кармане.
- О чём ты так задумался, Джексон? – чьи-то руки крепко смыкаются на локтях, нажимают на болевые точки, и парень не успевает опомниться, как оказывается зажатым в угол между стеной и лестницей. Удар о кирпичную кладку выбивает воздух из лёгких.
Хватка у Бойда что надо. Бульдог, не иначе. Уитмор подымает на оборотня полные ненависти глаза, дёргается, пытается вырваться, но это бесполезно. Чёрт, следует меньше щёлкать клювом и больше смотреть по сторонам.
- В последнее время у нас много проблем, Уитмор. – Эрика тычет пальцем в грудь Джексона, красные губы кривятся, обнажая клыки. – И мы думаем, что они возникают из-за тебя.
- Если ты о своём вкусе и манерах, то это не ко мне. – отвечает Джексон и разве что не плюёт девушке в лицо, а потом сгибается пополам от мощного удара под дых.
Бойд равнодушно хватает Джексона за ворот пальто и заставляет выпрямиться.
- Не обижай Эрику, мы ещё не придумали, куда прятать трупы. – Джексон косится на оборотня с выражением лица «я тебя умоляю, что за банальщина», но молчит. - Какая тварь разбрасывает трупы по нашей территории. Дерек бесится, и угадай, кто попадается ему под горячую лапу?
- Ваши тёрки – не моё дело!
- Дерек считает иначе. – Эрика ухмыляется и почему-то покачивает в воздухе пластиковой бутылкой, которую держит двумя пальцами за горлышко. Что-то вязкое и мутное перетекает по самому дну. Джексона одолевает неприятное чувство. – И он велел нам это проверить. Открой ротик, лапочка.
- Хэйл – мудак, раз думает, будто я к происходящему хоть как-то причастен! – орёт Уитмор, вжимаясь в стену и не сводя глаз с рук Бойда, которые тянутся к его многострадальной шее.
Оборотни скалятся, надвигаются на него с явным намерением сделать что-то очень нехорошее. Паника сжимает Уитмору внутренности и наматывает их на кулак.
- Вынужден согласиться с началом предыдущей фразы. – говорит Стилински, и Джесона впервые в жизни переполняет горячая любовь к этому идиоту. – И, да, вы, Чип и Дейл, можете доложить своему альфе о моём мнении. Хотя, лучше не надо напоминать ему о моём существовании. В любом случае, что вы только что собирались сделать с этим ущербным?
Эрика и Бойд переглядываются. Будь у них волчьи ушки, они бы сейчас обречённо прижали их к черепу и завыли. Джексон слизывает с губ дождевые капли и прикидывает, как бы так вывернуться и дать стрекоча, чтобы не поймали. Влетать на полной скорости в стену уже не хочется. Наоборот, хочется жить. Суицидальное настроение проходит на удивление быстро.
- Шёл бы ты, Стайлз, домой. – фыркает Эрика, но не двигается.
- Пока цел. – добавляет Бойд.
Над головой раздаётся предостерегающий рык, все трое подымают голову. Скотт сидит на перилах, сверкает жёлтыми глазами и машет оборотням рукой. Джексон кривится.
- МакКол.
- А ты как думал. – Стайлз довольно улыбается. - Моя полиция меня бережёт.
- Двое против одного. – беты Дерека неспешно разминают шеи. – Не смеши нас, Стилински. Твой друг даже не подготовлен к драке как следует, а выёбывается, как Чак Норрис.
- Во-первых, не упоминай имя сие всуе. Во-вторых, он подготовлен. Лично мной. – Стайлз гордо поджимает губы, хотя его слова не производят должного впечатления. Скотт прикрывает глаза рукой, Джексон следует его примеру. – В-третьих, травматические пули с аконитовой начинкой вполне уравнивают наши шансы. Спасибо Эллисон.
Бойд рычит, выпускает когти, но Эрика останавливает его, положив тонкую ладонь на грудь и преграждая путь.
- Нельзя. – звучит как «фу, не трогать».
- Почему? – оборотень выглядит почти обиженным, сверлит пятящегося Стайлза взглядом, который пытается нащупать что-то в своём рюкзаке.
Эрика только закатывает глаза, неопределённо махает рукой, выражая этим жестом одну ей понятную мысль, и берёт Бойда под руку. Джексон прихуевшим взглядом смотрит на удаляющуюся как ни в чём не бывало парочку. Школьники проходят мимо, словно ничего не замечая. Волчица оглядывается, и по выражению её глаз Уитмор понимает, что список его проблем увеличивается в ёбанной геометрической прогрессии.
Автор: Korolevich Elisei
Фандом: Teen Wolf
Пейринг: Айзек/Джексон
Рейтинг: NC-17
Размер: миди
Статус: в процессе
Дисклеймер: ни на что не претендую, надеюсь, меня не побьют
Предупреждение: много, очень много мата, мало смысла и, возможно, некоторая зоофилия, тотальный ООС Айзека
От автора: с каждой тысячей слов текст в этом поле становился всё длиннее и длиннее, его можно было рассматривать как отдельный фик. В конечном итоге я просто забился в угол, закрыл лицо ладошками и умер. Простите меня. Я понятия не имею, о чём это всё вообще.
Часть первая
Развернуть
***
Дождевая вода хлюпает под ногами одним сплошным потоком, но Айзек старается двигаться так тихо, как только может. Он надеется, что непрерывно шумящий ливень скроет и его запах, и учащённое сердцебиение. Одежда промокла насквозь и прилипла к телу. Это не было бы так важно, если бы не сковывало движения. Айзек откинул со лба мокрые пряди и подошёл ближе к машине, от которой во все стороны расплывались выцветшие бледные кровавые лужи.
Отец был мёртв. Абсолютно точно и без возможности на апелляцию. Задран, располосован и выпотрошен когтями какой-то неведомой твари. Это было даже не тело, это было месиво. Тот, кто сделал это, явно получал удовольствие.
Что обычно чувствуют люди, видя своих близких мёртвыми? Боль, горе, тоску, снова боль, ещё боль и ещё боль. Айзек прислушался к себе, пытаясь понять, что же чувствует он. Ничего из вышеперечисленного. Но «ничего» не означает, что он вообще пуст. Нет. Айзека переполняла какая-то запредельная, удивительная лёгкость. Она разрасталась в нём, заполняла собой каждую частичку его существа. Лэхи смотрел на то, что осталось от его тирана, глубоко и с упоением вдыхал запах крови.
И понял, что только теперь, только сейчас, в эту самую минуту, стал по-настоящему свободен. Не когда клыки оборотня сомкнулись на нём несколько дней назад, а сейчас. Свободен. Не так, как поют в песнях, пишут в книгах и скандируют на демократических митингах. Это – особая свобода, внутренняя. Если ты приобретаешь её, то уже никогда не сможешь от неё отказаться. Ни на что не променяешь. И никто, никогда, не сможет выкорчевать это из тебя.
От осознания этой свободы Айзеку хотелось кричать. Даже не кричать, а орать от счастья. Это бы он, наверное, и сделал, если бы чуткие уши не уловили вой постепенно приближающихся полицейских сирен. Лэхи обернулся и посмотрел на свой велосипед, валяющийся в луже. Подумал, что надо будет его отсюда забрать. И рассказать обо всём Дереку. Потом снова посмотрел на труп отца. Глядя на истерзанное тело, которое больше не могло причинить вреда, не могло сделать больно, не могло нагнать страх, Айзек чувствовал вполне определённую досаду.
- Мне жаль. – сказал он. – Мне жаль, что это был не я.
***
Айзек чувствует, что ему вернули детство. В очень сжатой, извращённой, вывернутой форме. Со спицами в переломанных ногах и с капельницей на колёсиках рядом. Но всё равно благодарен за это. Он родился заново и, кажется, вполне удачно.
Айзеку нравится его новый мир. Даже если изучить его и повзрослеть требуют быстро. Даже если кто-то хочет Айзека убить. Ему нравится, что в этом новом мире ему хотя бы объяснили за что.
Поначалу обилие запахов и звуков свалило его с ног и заставило, скуля и матерясь, забиться в тёмный угол. Мозг не привык обрабатывать такое огромное количество информации, да ещё связывать миллиарды сигналов воедино, чтобы выдать какой-то один факт. Но Айзек быстро научился. Оказалось, что люди в среднем проёбывают восемьдесят процентов данных, которыми насыщена окружающая их среда.
- Лучше не бери эту дрянь. – невзначай бросает Айзек, стоя в очереди в школьной столовой. Девушка довольно ухмыляется, воспринимая его фразу как нелепое заигрывание. И кладёт поджаренное крылышко себе на поднос. Айзек улыбается. – Как знаешь. Но лично я не стал бы есть то, что до меня смачно облизали.
Выражение отвращения на лице девушки стоило бы сфотографировать для дальнейшего использования на тумблере. Стоящая рядом Эрика фыркает, но Айзек чувствует, что ей смешно. Он теперь всегда чувствует настроение окружающих. И это потрясающе. Всё равно что наперёд знать, на какую лошадь ставить.
Идея спиздить у Дерека его стиль с супер крутой кожанкой принадлежала Эрике.
- Мы – особенные. И я хочу, чтобы все видели это! – так она говорила.
Айзек не понимал, при чём тут куртки. Кожа – хреновый материал. В холод дубеет, в жару нагревается. Но куртку всё равно носил, ловя на себе горячи взгляды сверстниц. И сверстников, что его даже немного забавляло. Айзек не умел прятать свою силу. Да и с чего бы ему уметь – никогда раньше не приходилось. У него её никогда раньше и не было, а когда появилась, то тело приняло её как донорскую кровь родственника. Пропустило без рукопожатия и полностью слилось с ней. Айзек не понимал, зачем скрывать силу. Прятать слабость – необходимо. Она – тот душок, который притягивает падаль. До обращения Айзек предпочитал сливаться серым пятном со стеной. Чтобы его не замечали. Лучше – чтобы даже взглядом не цепляли. Айзек с детства запомнил: чьё-то пристальное внимание впоследствии оборачивается физической болью. Теперь же прятаться ему было незачем. Он поднял голову, расправил плечи, и в глазах его появился… нет, не вызов. Хуже. Если раньше это были глаза человека, который закрывается от ударов картонным щитом, то теперь это были глаза человека, в руках у которого дробовик.
Наверное, это заметили даже те, кому никогда не было дела ни до Айзека, ни до его больших красивых глаз. Тренер Финсток постепенно осознавал, что у него самая ебанутая команда по лакроссу во всём штате. Возможно даже, во всей стране. Он не знал, на что подсели эти дети, и даже думать себе об этом запрещал. Во-первых, потому что тогда ему смогут предъявить обвинение в некомпетентности, раз он заметил что-то, но не отреагировал. Во-вторых, Боб верил, что здесь замешаны какие-то злые силы, сектанты, инопланетяне или взвод элитных белок-убийц ̶ что угодно, и что если он помешает этому чему-то, болтая языком, то ему придётся запереться дома с любимой клюшкой для лакросса и ждать вестников смерти. Потому Финсток закидывал в рот ещё один пласт жевательной резинки и заставлял пацанов метаться по полю в пене и мыле, тренируясь до полного изнеможения. Когда Скотт, Бойд и Айзек проносились мимо, нарезая очередной круг вокруг газона, Финсток с праведным ужасом закрывал глаза. Следом за ними бежал загнанный, но упорный Уитмор, девизом которого, видимо, было «Усраться, но не поддаться». Об остальных игроках, разлёгшихся в пыли готовыми донорами на органы, лучше было вообще не упоминать.
- Жрали бы уже эту отраву вместе, что ли… - бормотал Финсток, провожая взглядом накаченную допингом тройку.
Слыша это, Айзек переглядывался с Бойдом и ухмылялся. Позади грозило разорваться от перегрузки сердце Уитмора. Но Джексон всё ещё держался на ногах. И Айзеку это нравилось.
То, что с Джексоном что-то не ладиться, Айзек замечает сразу. Видит, чувствует, обоняет. Подходит ближе и натыкается на такой взгляд, что тут всё становится понятно без слов.
- Ты знаешь. – утверждает Айзек и улыбается за забралом шлема.
- Ага, знаю. – Джексон почти шипит, неосознанно отстраняясь от оборотня. – Дерек создал нового выблядка.
Айзек пропускает эти слова мимо ушей. Слова нужны только если к ним подвешены маленькие многогранные грузики со штампом «ценная информация». В остальных случаях лучше слушать интонации. Айзек втягивает носом горьковатый запах страха и злости, исходящий от Джексона, и улыбка на лице Лэхи становится ещё шире.
- Как тебя колбасит-то от страха. – хмыкает он.
Уитмор вздрагивает, и его пальцы крепче сжимаются на рукояти клюшки. Айзеку его даже немного жаль. Джексон относится к тому типу людей, которые любят всё контролировать. Им нужно знать, что происходит на их территории, и быть уверенными, что всё происходящие им подвластно. Впрочем, это характерно для всего живого на планете. Просто некоторые любят много жрать, а некоторые – много знать. Джексон же, по сути, не знал нихера. И подвластна ему была разве что эта самая клюшка для лакросса, что он держал в руках и явно горел желанием использовать не по назначению.
- Пошёл ты!
Айзек вскидывает брови. От Уитмора он ожидал чего-то более оригинального.
***
- Пиздёшь и провокация. – не подумав, говорит Айзек и тут же получает сотрясение мозга.
Дерек зол, он промок с ног до головы и, почему-то, просто до неприличия пропах Стайлзом Стилински. Айзеку интересно, какой из факторов бесит самого Хэйла больше. Эрика, которая пришла с ним, усаживается на пол рядом с Лэхи, но упорно молчит. Айзека мучает любопытство, но потом Дерек рассказывает про кэниму, и парню становится откровенно плевать и на Стайлза, и на угрюмую Эрику.
Айзек хватается за голову и скулит, ожидая, пока вестибулярный аппарат успокоится и перестанет кататься кувырком по его черепной коробке, оставляя отчётливую вмятину с содержанием «не подвергать авторитет альфы сомнению». Хэйл всегда бьёт без предупреждения и очень больно, но Айзек почему-то не злится. Дерек – тот, кого Айзек готов над собой принять. Дерек бьёт, кусает и наказывает за дело. И делает он это действительно по необходимости. А вовсе не потому, что ему нравится показывать свою власть через боль, страдания и унижение других. Конечно, было бы просто прекрасно, если бы Хэйл написал для своих бет справочник. Что-то вроде «Нельзя и совсем нельзя». Но чего уже теперь, Дерек скуп на объяснения, спасибо хоть вообще рот открывает.
- Повторяю ещё раз. – с нажимом проговаривает альфа. – Эта тварь либо Джексон, либо та девчонка, Лидия. И не важно, Айзек, что они ничем не пахнут.
Парень хмуро смотрит на Дерека из-под бровей и остаётся при своём мнении.
- Что нам делать, если мы напоремся на эту ящерку? – Айзеку нравится Бойд. Бойд всегда задаёт самые верные вопросы. А ещё у него просто очаровательные щёчки. Но об этом оборотень своему другу не говорит.
- Бежать.
- Отлично. – фыркает Эрика. – И прыгать в бассейн. Мы оборотни или кто?
Дерек наклоняется к ней и отвечает, медленно наматывая на руку золотые локоны:
- Ты, если хочешь, можешь попробовать схватить и убить кэниму в одиночку. Нет, правда. Если тебе так не хочется портить укладку, то валяй, покажи кэниме свои внутренности. Она впечатлится и сдохнет от избытка чувств.
Айзек морщится, отгоняет воздух, пропитанный страхом волчицы, и чуть отодвигается. Он не хочет, чтобы его забрызгало кровью, если Эрика скажет ещё что-нибудь.
Но блондинке хватило ума промолчать, и Дерек, злой чуть больше, чем после возвращения, скрывается за стенами автобуса. Лэхи провожает широкую спину взглядом и думает о том, что у Дерека гораздо больше терпения, чем было у его отца. Неебически огромный запас терпения. А ещё Дерек действительно заботиться о них. Айзек чувствует себя частью чего-то, что вполне можно назвать семьёй.
- На кого ставишь?
Айзек растеряно поворачивается к Эрике.
- Чего?
- Ты хочешь, чтобы кэнимой был Джексон или Лидия?
- Джексон. – несколько помедлив, отвечает парень.
- Почему?
- По той же причине, по которой ты желаешь, чтобы ею оказалась Лидия.
- Я не говорила…
- Забей. Ты всё равно красивее. Даже в обращённой форме… Ай, за что?!
- Пойдём в супермаркет сходим. До ужаса хочется жареной свинины.
- Возьмите мне рёбрышки. – подаёт голос Бойд.
Эрика улыбается ему и показывает язык.
- Дерек велел тебе сидеть и истекать кровью до тех пор, пока у тебя не разовьётся анемия. Так что сиди и… теки.
- Сучка.
- Айзек, захвати рюкзак.
- Прости, Бойд, этот мир жесток.
***
Дом смотрит на Айзека тёмными провалами окон. Жёлтые ленты «keep out» видны даже ночью, они немного колышутся на ветру. Лэхи проводит кончиком языка по одному из своих клыков – недавно появившаяся привычка – и вытаскивает из кармана ключи.
- Тот, кто придумал пословицу «дом, милый дом» явно имел какие-то психические отклонения.
Айзек оглядывается, подныривает под ленту и исчезает в тёмном проёме двери. Такое впечатление, что никуда не уходил. Что ничего не было. В этом чёртовом месте всё по-прежнему. Зонт в прихожей, осколки стекла на кухне, в холодильнике словно кто-то сдох. Лэхи втягивает носом воздух и недовольно морщится.
- МакКол, ты и тут наследил, криволицее недоразумение.
Конечно, Айзеку никто не отвечает. Ну и не надо, он ведь этого не ждёт. Парень бездумно проходится по комнатам первого этажа, безразличным взглядом цепляя проступающие в полумраке детали. Перила лестницы покрыты толстым слоем пыли, Айзек подымается и проводит пальцем черту по всей длине тёмного дерева. В доме побывало много людей, их запах почти выветрился. Остался только один, сильный и неприятный. Так пах отец. Айзек останавливается перед дверью чужой комнаты и злится на себя за то, что никак не может переступить порог. Иррациональный страх не даёт ему этого сделать. Страх того, что отец может быть внутри.
Да, в этой новой жизни тоже есть страх. Он никуда не делся и вряд ли вообще когда-нибудь уйдёт. Всё ещё есть те, кто может причинить боль. Или даже убить. Айзек примиряется с этим. Наверное, страх – это инстинкт, который необходим, чтобы выжить. Если ты не боишься – ты глуп. А значит и мёртв.
Айзек собирает свои вещи в большой рюкзак. Запихивает туда какую-то одежду, обувь. Подумав, спускается вниз за аптечкой. Иногда Дерек бывает действительно жесток в своём стремлении научить их, как выражается сам альфа, выживать. Айзек возвращается на кухню и выламывает дно одной из табуреток. Оттуда выпадает несколько пачек денег. Стоило бы удивиться, что отец вообще рассказал ему о тайнике.
Несколько секунд Лэхи просто смотрит на зажатые в его руке купюры, поджимает губы, а потом срывается с места и вновь взбегает по лестнице, с разбегу влетая в комнату отца. На кровать летят первые попавшиеся вещи: рубашки прямо на плечиках, расчёска, ремень, какие-то книги. Айзек складывает четыре края простыни и волочет сумбурный мешок по коридору. К рубашкам прибавляется бритва, пеня для бритья, зубная щётка, фотографии в рамках. Дверь подвала распахивается с полпинка, и Айзек замирает перед чёрным провалом.
Внизу – эпицентр всех его детских страхов. Грёбанная волчья яма кустарного производства. Существование этого места всё равно что пощёчина. Бетонное доказательство того, что имело место в прошлом. Слёзы, кровь, обиды и бесчисленные синяки. В какое-то мгновение все побои будто вновь проступают на теле. Айзек упрямо хмурится, перехватывает ткань поудобнее и спускается вниз, но странный шорох и чужой запах заставляют его вновь остановиться.
- Кто здесь?
Существо не удостаивает его ответом, но подымает голову, и в темноте вспыхивают дикие оранжевые глаза.
- Твою же мать. – выдыхает Айзек, делает шаг назад. Кэнима шипит и угрожающе взмахивает хвостом, сметая при этом какую-то мебель. – То есть, я хотел сказать, привет.
Кэнима не двигается, Айзек тоже. Он разглядывает длинные острые когти на чешуйчатых лапах.
- Ммм, а что ты тут делаешь? – возможно, не самое удачное начало светской беседы, но парень не знает, что сказать. Конечно же, кэнима не отвечает. – А я решил шмотки отца здесь свалить.
Янтарные глаза неотрывно следят за Лэхи.
- Ну, может, ты помнишь его. – Айзек улыбается и пожимает плечами. - Ты ведь его убила.
На этот раз ящерица-переросток реагирует. И ещё как. Шипит, когти царапают бетонный пол, тело изгибается, и, кажется, кэнима готовится к прыжку.
- Эй, не надо нервничать! – парень примирительно, как ему кажется, вскидывает руки. – Я не в обиде. Вообще, я даже благодарен тебе. Спасибо.
Кэнима смотрит на него, как на сумасшедшего и даже перестаёт шипеть, а Айзеку, блять, смеяться хочется от нелепости этой ситуации. Он тешил себя надеждой, что у этой твари есть мозги и она убила отца не случайно. Ему хотелось найти её, поблагодарить, возможно, сделать что-то для неё. А кэнима его даже не понимает. Она царапает когтями ящик, в котором его раньше держали, и её хвост беспокойно подрагивается.
- Хочешь остаться в доме? – Айзек сам не знает, зачем продолжает этот безумный монолог. Пора валить отсюда и звонить Дереку. – Вообще-то, ты меня пугаешь до усрачи, но подвал я точно могу отдать в твоё распоряжение.
В ответ на любезное предложение монстр издаёт жутки звук, который можно расценивать как рычание, и сбивает Айзека с ног. Оборотень успевает только выпустить когти и упереться лапами в грудь кэнимы, как перестаёт чувствовать своё тело.
«Пиздец» - это всё, что думает Айзек, скашивая глаза на ряды острых зубов в опасной близости от его лица. Парень уверен: сейчас кэнима разорвёт его на кусочки и сожрёт. И поделом же будет, идиоту! Айзек пытается пошевелиться, но яд парализовал его. Просто немецкое качество.
Кожу опаляет горячее дыхание. Кэнима смотрит на Айзека сверху вниз, её хвост медленно сворачивается вокруг его шеи. Айзек чувствует, как коготь скользит по его скуле, приподымая подбородок. Когда раздвоенный язык касается его губ, Лэхи готов поклясться, что слышит как все мысли, что были в его голове до этого момента, смывает в огромный вселенский унитаз. Айзек говорит первое, что приходит в голову:
- Может, сначала чаю?
Вот идиот.
Раздаётся грохот, рёв, и кэнима исчезает, оставляя обездвиженного Айзек пялиться в серый потолок, подернутый паутиной, и размышлять о том, что это, блять, вообще было.
Когда возможность двигаться возвращается к нему, Айзек стягивает с себя одежду и забрасывает её в чудом уцелевшую стиральную машину.
- Надеюсь, порошок выбьет её запах. Лучше избегать нежелательных вопросов от Дерека. Ему хрен соврёшь, а за правду он меня, наверное, живьём закопает.
Лэхи обводит взглядом подвал. Почему-то ему уже не так не по себе здесь.
***
Эрика рычит, почти срываясь на визг. Красная, перемешанная с кровью слюна, стекает из уголков её рта. Эрика дёргает цепи, почти выворачивает себе суставы в попытке освободиться. Айзек смотрит на неё, он пытается помнить, что её зовут Эрика и что она – его друг. Почти его сестра. Ерошит ему волосы, рассказывает что-то интересное из школы, подшучивает. Бойд рвётся с привязи, железо жалобно скрипит, режет слух. Обращать негра – вообще хреновая идея. Плешивый, чёрный волк с уродливой мордой скалится, буравит взглядом. Дурная сила играет в мышцах. Айзек пытается помнить, что эти люди – его стая. Что они обнажают клыки ради него, а не против него. Но получается хреново. Они – не его якорь. У него вообще нет якоря. Есть только ярость, одиночество, боль и жажда крови, которая, наверно, ощутима физически. Айзеку кажется, что он плачет, рыдает на взрыв, но из груди вырывается только глухой рёв. Кажется, все грёбанные сочленения в его теле вывернуло одновременно, но легче не становится. Цепи, которыми он покорно позволил себя приковать, доводят до бешенного припадка. Его сознание быстро заполняется какими-то образами, отрывками мыслей. Упрощается, костенеет, звереет. Айзек воет, рвётся куда-то и сам не знает, куда.
Зализывать раны после полнолуния приходится долго и мучительно. Дерек не выпустил их из норы, но при этом изрядно покалечил. Утром Эрика стянула с себя одежду прямо перед ними, никого не стесняясь. Да и было бы чего. Но Айзек почему-то не смотрел ни на полные и белые, словно яблоко, груди, ни на изгибы бёдер. Он видел только рваные раны, множественные кровоподтёки. Шипя, Эрика аккуратно прикасалась к синякам, проводила подушечками пальцев по царапинам, слизывала с запястья кровь, оставшуюся после открытого перелома. Айзек смог обойтись без переломов, но вот внутри наверняка что-то было повреждено. Стоять на ногах было трудно, но Айзек всё равно поднялся и поковылял к Эрике. Она посмотрела на него с усталостью и обидой в красновато-карие глазах, но подпустила к себе. Лэхи аккуратно приподнял её волосы и провёл языком по глубокой ране на левой лопатке. Эрика захныкала от боли, но не отстранилась. Бойд поддержал её за руку, увлёк с собой на пол и стал помогать Айзеку. Ранение самки казалось чем-то более важным, чем собственные повреждения. Айзек не задумывался, как они выглядят сейчас со стороны. Но он точно знал, что в то, что он делал, он не вложил ни капли секса.
Дерек стоял за колонной, подпирая её плечом, и просто смотрел на своих бет. На его взгляд, полнолуние прошло не самым ужасным образом. Если бы ещё Айзек не пытался так отчаянно вырваться наружу. Что ему там понадобилось? Хэйл вспомнил выражение лица Лэхи, когда одевал тяжёлые кандалы ему на руки. С этим волком будет больше всего проблем. Не с Эрикой, которая перетрахает полгорода и успокоится, не с Бойдом, которому жизнь пообломает отросшие амбиции, и даже не со Скоттом, который в конечном итоге приползёт к ногам альфы как миленький. С Айзеком будет дохуя проблем. Потому что эту жажду свободы, эту одержимость волей не выбить из пацана никакими средствами. Сейчас оборотень готов загрызть любого, броситься и растерзать первого, кто вздумает покушаться на его право выбора, на это личное пространство. С возрастом это никуда не денется. Пройдёт время, и Айзек будет готов не только убить, но и умереть для того, чтобы остаться свободным. Да, он подчиняется Дереку, но делает это не бездумно, не на чистых инстинктах. И Хэйл не знает, как будут обстоять дела в стае, когда Айзек научится контролировать себя в полнолуние.
***
- Прогуливаешь занятия? – Джексон даже не вздрагивает.
- Во всяком случае, меня пока не объявили в розыск.
Айзек хмыкает и усаживается рядом с Уитмором, просовывая ноги в щели парапета и свешивая их к самой воде. Лес вокруг шумит под напором ветра, где-то над головой щебечут птицы. Айзек с упоением вдыхает запах холодной речной воды, зелени, мокрых досок моста, земли и мха. А заодно и запах Джексона, перебитого каким-то жутко дорогим и жутко вонючим, по мнению оборотня, парфюмом.
- И что же привело тебя, маленький мальчик, в чащу леса? – Айзек понижает голос, парадируя старого пилигрима.
- Одиночество, Лэхи. Иногда людям хочется побыть наедине с собой. И, да, это такой намёк, если ты вдруг не понял.
- Не кусайся. – улыбка не покидает лицо парня.
Джексон поворачивается к нему и внимательно смотрит на Айзека.
- Ты сам-то что тут забыл?
Айзек пожимает плечами и откидывается на спину, с чувством вытягивается, хрустя позвонками. Облака бегут по небу с поражающей быстротой. Осенью всегда так.
- Гуляю. Показалось, что запах знакомый. Пошёл по следу, а тут ты.
Джексон как по-особому дёргает плечом. Это он так реагирует на «пошёл по следу». Айзек думает, что хреново, наверное, быть человеком и при этом знать, что вокруг есть хищники покрупнее. Лэхи и сам иногда нервничает, когда Дерек заводит разговоры об охотниках и их методах. На месте Стилински Айзек бы уже продал душу за баллы по предметам, чтобы иметь возможность попасть в колледж где-нибудь подальше от этого города. А ещё поставил бы решетки на окна и обзавёлся пистолетом. Но Стайлз умный, не факт, что он ещё не.
- Не хочешь поговорить об этом?
Джексон бросает на Айзека ленивый взгляд.
- О чём?
- О твоей проблеме. Не выгибай так бровки, на меня не действует.
- У меня нет никаких проблем.
- Всё ещё оборотень, всё ещё слышу, как ты врёшь.
- Иди нахуй, Лэхи.
Айзек молча наблюдает за тем, как Джексон подымается, прячет руки в карманы куртки, собирается уходить. И неуверенно топчется на месте. Парень знает, что Уитмору есть, что сказать. Это видно по затравленным взглядам за спину, по нервному закусыванию губы, по учащённому пульсу и вспотевшим ладоням. Айзек запрокидывает голову, смотрит Джексону в глаза. И, наверное, всё портит.
- Придурок. – Уитмор качает головой, разворачивается и шагает в сторону припаркованного Porsche.
Айзек срывается с места, бросается на Джексона со спины. Человек каким-то чудом успевает обернуться, подставить под удар плечо. Айзек рычит, впиваясь когтями в ткань, наваливается на Джексона, который перехватывает оборотня за лацканы. Они борются так несколько секунд, а затем оба теряют равновесие и скатываются по склону. Среди шуршания опавшей листвы и хруста веток слышится пыхтение и мат.
- Это ты придурок, Уитмор! – пальцы Айзека смыкаются на шее Джексона. Оборотень почти душит его и еле сдерживается, чтобы не пронзить когтями трахею. - Маленький, жалкий ублюдок с набитым кошельком! Открой глаза, посмотри вокруг! Здесь всё провонялось твоим эгоизмом!
Джексон упирается руками в грудь Айзека, пытается отвернуть голову, выползти из-под него, но оборотень только крепче сжимает ноги, не давая Уитмору пошевелиться. Джексон хватает ртом воздух, старается не смотреть в страшные, прищуренные жёлтые глаза.
- Если я прямо сейчас, - голос Айзека становится тише, - перегрызу тебе глотку, Джексон? Сколько народу придёт на твои похороны? Кому ты вообще нужен со своей машиной, своей причёской и общественным статусом? Все плевать, по большому счёту. Ты совершенно один. По-моему, это хуёво, Уитмор. Так у тебя нет проблем?
- Слезь. С. Меня.
Оборотень изучает лицо Джексона. Блеклые веснушки, пухлые губы бантиком, ряды крепко, до скрипа сжатых зубов. Хватка на шее ослабевает сама собой. Айзек мягко проводит пальцами по оставленным им же синякам, очерчивает линии мышц, поглаживает впадинки у скул и ловит удивлённый взгляд.
- Неловкое молчание. – сам себе комментирует оборотень и встаёт с Джексона.
Лэхи бегло оттряхивает испачканные брюки, избегая смотреть на Джексона. Так же прячет руки в карманы. Уитмор лежит на земле, даже не пытаясь подняться, потирает рукой шею и следит за Айзеком.
- Не пользуйся этим одеколоном. Тебе не подходит.
Айзек уходит, так и не услышав, что Джексону страшно засыпать, страшно смотреть в зеркало, страшно оставаться с кем-то наедине, что Джексон, кажется, сходит с ума и не может никому об этом рассказать.
***
Айзеку нравится быть в стае. Благодаря ей его никогда не покидает чувство общности, причастности к чем-то. Знание того, что о нём есть кому беспокоиться. И ему есть о ком думать. Говоря откровенно, Айзек ощущал себя ребёнком из многодетной семьи. Ебанутая, если призадуматься семейка. Три подростка и мужик, живущие в мрачном пыльном бункере, воющие раз в месяц на луну и питающие нездоровый интерес к мясу. Но Айзеку всё равно. Это – лучшее, что было в его жизни.
- Он что?! – рёв Дерека слышен даже здесь, наверху. Айзек оборачивается, смотрит в тёмный проём входа их логовища, напрягает слух.
- Посадил аконит вокруг дома. – раздаётся голос Бойда, и Лэхи прямо чувствует, как верзила улыбается. – Лично видел его с лопаточкой и с мешками с рассадой. Там всё этим пропахло.
Айзек закрывает лицо рукой, стараясь не вслушиваться в душераздирающие звуки, доносящиеся из норы. Рычание, грохот, что-то ломается, падает. Заслышав тяжёлые шаги, Айзек метнулся в сторону. И как раз вовремя. Дерек вылетел наружу и, что называется, страшен был гнев его. Глаза под нависшими бровями горели адским пламенем, клыки щёлкали друг о друга. Видать, уже представлял себе, как будет перегрызать Стилински шею. Как Айзек догадался, о ком речь? Можно подумать, есть ещё варианты.
- Вниз. – прорычал альфа, и Айзек с радостью выполнил его приказ.
Эрика ржала в голос, стуча кулачком по учебнику алгебры.
- Вот идиот, это же надо такое выдумать! Не удивлюсь, если он себе ещё и венок из аконита сплёл.
Бойд ухмыльнулся в свойственной ему манере.
- Даже если и сплёл, то одеть точно не успеет. Дерек вынет из него душу, перевернёт на сто восемьдесят градусов и засунет обратно. Считай, кто-то уже продал газонокосилку. Пять штук.
Айзек усмехается и растягивается на полу, подкладывая по голову мягкий атлас по географии.
- Э, нет, - Эрика утирает выступившие от смеха слёзы и, к удивлению своих собратьев, продолжает. – Мы-то с вами знаем, что Дерек Стайлзу ничего не сделает.
Бойд и Айзек переглядываются и снова смотрят на Эрику, которая будто чего-то от них ждёт.
- Мы – не знаем. Ты о чём вообще?
Лицо Эрики вытягивается, она недоверчиво улыбается. Айзек впервые после уроков химии чувствует себя идиотом.
- Что, никто, кроме меня и Эллисон, не в курсе? – в ответ тишина и выразительные взгляды. Эрика делает вид, что полностью поглощена буковками в книге. – Не-не, ничего не берите в голову.
- Эрика?
- Всё, Бойд, проехали.
Айзек пожимает плечами и решает, что можно уже, наверное, возвращаться наверх. Золотое закатное солнце будет слепить глаза, греть кожу. И ветер сегодня ласковый. Ко всему прочему, ещё и относительная тишина. Атлас только взять надо.
- Ты куда пошёл? – окрик Эрики останавливает его на полпути. – Оставь книгу, мне она нужна. И Дерек запретил выходить этой ночью.
Нехорошо кольнула интуиция, Лэхи медленно обернулся.
- Почему?
- Эллисон сбросила смс. – Бойд говорит так просто, будто Ардженты пишут им каждый день. - Сегодня устраивают облаву на кэниму, нам лучше не высовы… Эй, убогий, ты чего?
- Облаву? – Айзек не узнаёт свой голос. Мир перед глазами сдвигается и встаёт на место, как старая киноплёнка.
- В точку. Толпа злых вооружённым до зубов охотников рыщет по городу и лесу, желая прикончить сверхъестественную тварь. Лично я предпочту отсидеться.
- Айзек, - Эрика отбрасывает учебники и медленно приближается к парню. – Успокойся, у тебя клыки губу пробьют.
Оборотень следит за её руками, которые тянутся к нему, и угрожающе рычит. Эрика хмурится, останавливается, растеряно оглядывается на Бойда. Тот встречается с ней взглядом и кивает. Дерек велел им следить друг за другом.
Айзек пользуется их замешательство, разворачивается и несётся к двери. Бойд возникает перед ним, как скала из морской пены, и Айзеку приходится опуститься на четвереньки, оттолкнуться от пола, прыгнуть в сторону, чтобы избежать железной хватки верзилы. Эрика наскакивает стремительно, цепко хватает его пальцами за лодыжку. Айзек пинает её свободной ногой, изворачивается, пролетает между рядов полу-проржавевшего металла и добирается-таки до выхода. Оборотень со всей силы захлопывает за собой тяжёлую дверь, искренне надеясь, что тянущаяся следом лапа ему просто показалась. Хочется покалечить кого-нибудь, но не члена своей стаи точно. Повезло ещё, что Бойд и Эрика не особо старались. Убежать от них можно. В серьёзной схватке два на одного Айзека бы смяли в волчью отбивную. Впервые он почувствовал толк от изнурительных тренировок Дерека. Ха, а ведь использовал полученный опыт в пику альфе. Лучше не думать о том, что сделает Хэйл, когда вернётся. И что сделают с ним остальные члены стаи, которым точно достанется за то, что они упустили Айзека.
Асфальт убивает суставы, в городе шумно и пыльно, ветер доносит сотни запахов. Солнце стремительно садится за горизонт, небо стекает тёмными морскими красками, оставляя после себя чёрный провал с редкими звёздами. Оборотень не имеет понятия, где искать кэниму. Это злит. В груди поселяется неясное чувство беспокойства. Айзек решает положиться на интуицию и выбирает лес. Или это волк внутри, разбуженный всплеском гормонов и адреналиновой атакой, выбирает лес. Лэхи кажется, что в его действиях прослеживается логика, но каким образом она там прослеживается, остаётся за кадром. Айзек припадает к земле, вслушивается, ловит ветер и доносимые им запахи. Где-то вдалеке слаженно идут люди, человек двадцать, сухая листва хрустит под их ногами. В воздухе витает напряжение, лес играет тенями, создаёт иллюзии. Оборотень насторожено крадётся по руслу пересохшей реки-крик, выжидая. Он не может понять: охотники идут от него или на него. Люди останавливаются, переговариваются, щёлкают рацией. Айзек нервничает и вспахивает когтями борозды в промёрзшей земле.
Выстрелы раздаются резко и со всех сторон, оглушая Айзека на раз. Он постыдно съёживается, защищаясь от гипотетических пульт и кидается вперёд, по руслу. Спустя мгновение оборотень понимает, что стреляли не в него, но продолжает бежать. Одним прыжком перемахивает через поваленное дерево, со всей мочи несётся ещё метров сто и налетает прямо на разъярённую кэниму, сталкиваясь с ней лбами. Чудовище ревёт и, не разбираясь, сшибает оборотня с ног одним прицельным ударом хвоста. Айзек успевает сгруппироваться, проскальзывает по листве и вскакивает на все четыре конечности. Рычание получается само собой. Снова повторяется очередь выстрелов, в темноте вспыхивают и гаснут огни, в нос ударяет резкий запах крови. Кэнима ревёт, выгибается, обнажая клыки. Айзек почти чувствует, как ей больно. Кэнима поворачивается к нему, смотрит прямо в лицо своими невозможными оранжевыми глазами. Зрачки-прорези расширены и похожи на две чёрные дыры. Люди наверху затаились, выжидая. Щёлкнули затворы, под ногами забегали красные огоньки прицелов.
Гнев на охотников вспыхивает внутри подобно бензину, и Айзек рычит, наваливается на ящера, пытаясь укрыть его своим телом от пуль. Идиотская попытка, учитывая соотношение их размеров. От кэнимы разит человеческой кровью, это значит, что ящер опять кого-то убил. То рациональное, что ещё теплится в мозгу Айзека, истерично орёт «Нахуя?!». Какого лешего он вообще попёрся в этот лес, сунулся к охотникам, спасает это тупое животное? Куда подевались десять классов образования?! Волк рычит, и рациональное тушуется, махает рукой и уходит в глубины сознания. Остаётся боль от шальных пуль, одуряющий запах крови и инстинкт.
Слова Дерека о том, что ни в коем случае нельзя стоять на одном месте, вспыхивают в памяти так, будто Айзеку дали подзатыльник. Если их сейчас окружат, то сделают из бедной пушистой тушки Лэхи решето. И тогда уже никакая регенерация не поможет. Айзек смотрит наверх, где в темноте мелькают огни фонарей, хватает кэниму за лапу и тянет за собой по устью. Ящер шипит, вырывается, и Айзек готов поклясться, что это существо велит ему убираться в одиночку.
- Нихрена! – оборотень более чем уверен, что слов его не разобрать из-за рычания, но всё равно пытается сказать. – Мы идём вместе. Я тебя не оставлю!
Яркий сноп искр вспыхивает где-то над головой, и Айзек не успевает закрыть глаза. Он пятится, размахивая перед собой руками, спотыкается и валится на землю. Боль пронзает левое плечо, и Айзек абсолютно точно знает, что это арбалетная стрела. Грёбанная арбалетная стрела, засевшая глубоко в его теле. Охотники подошли на расстояние выстрела из арбалета.
- Дерек меня убьёт. – стонет Айзек, пытаясь открыть слезящиеся глаза. Положение переходит на стадию «тотальный пиздец». Злость подкатывает к горлу, словно рвотный спазм. Оборотня распирает желание подняться и разодрать на мелкие клочки того урода, что подстрелили его. Разорвать, растерзать их всех. Запустить клыки в плоть и терзать, терзать красное мясо до тех пор, пока оно не превратиться в лоскуты. – Сделай что-нибудь, тварь!
Брошенные в сердцах слова возымели совершенно неожиданный эффект. Раненная, перепуганная, доведённая до бешенства болью и страхом кэнима вдруг вся подобралась, напряглась, оскалилась. Айзек не мог этого видеть, перед глазами плавали красные круги. Но он почувствовал. Даже запах ящера изменился. Лэхи показалось, что он чует в нём знакомые отголоски, но не успел разобраться – когтистой лапой кэнима перехватила его поперёк туловища и мощным прыжком вытащила их обоих на ровную местность. Айзек взвыл от боли. Не готовые к такой прыти охотники отступили, давая монстру возможность прорваться сквозь их круг. Не успел оборотень сориентироваться, как он и ящер уже неслись куда-то, бок о бок, петляя между деревьев и не оглядываясь.
Айзек бежал чуть позади кэнимы, не маяча у неё перед носом, но и не отставая. Ящер, кажется, был не против. Он уверенно двигался в сторону города. Чешуя блестела от свежей крови, но движения кэнимы были точными и размеренными, наверное, раны почти затянулись. Айзек слабо представлял себе, что будет делать дальше. Есть ли у кэнимы своё логово – неизвестно. Как долго ящерка будет терпеть присутствие оборотня – тоже вопрос. Но Лэхи решил, что будет следовать за кэнимой до тех пор, пока это возможно. Ему нужны были ответы.
Происходящее показалось Айзеку подозрительным только тогда, когда он понял, что крадётся по крайне знакомой улице. Посреди ночи, грязный и потный, полу-обратившийся, пробирается трусцой вдоль газонов своих соседей.
- Постой, ты что, реально собираешься жить у меня?! – Айзек забегает вперёд кэнимы и пытается заглянуть ей в глаза. Ящер его игнорирует. – Бля, ты прости, но ко мне нельзя! Я знаю, что сам предлагал, но сейчас – вообще не вариант!
Айзек аж вспомнил детство, когда даже летом носил кофты с длинным рукавом и не мог пригласить никого в гости, потому что… потому что отец, в общем. А сейчас полиция, Дерек и полное незнание подробностей ухода за пресмыкающимися.
Кэнима смотрит на Лэхи с выражением полного безразличия на морде и сворачивает налево. К дому Уитморов. Айзек чувствует, что его брови сами, непроизвольно, ползут вверх и, наверное, сейчас выпадут все разом, не в состоянии выразить всё его удивление. И непонимание.
Оборотень осторожно двинулся вслед за ящером, посекундно оборачиваясь и проверяя, не видит ли их кто. На улице было темно и пусто, ни в одном окне не горел свет. В случае чего даже полицию никто не вызовет. Айзек не был уверен, что хочет смерти кого-то из семьи Джексона. Или самого Джексона. Во всяком случае, сейчас.
Когда кэнима хозяйским жестом открывает окно на верхнем этаже и забирается в дом, Айзек начинает потихоньку понимать. Он вваливается в комнату следом за ящером, опускается на пол, принюхивается. В помещении темно и тихо. И пахнет Джексоном. Дом погружён в ночной покой, на нижнем этаже мерно бьются два сердца. Айзек берёт стоящую в углу клюшку для лакросса, вертит её в руках. В комнате Уитмора, в отличает от его собственной, на удивление чисто. Вещи не валяются на полу, всё убрано по полкам и шкафам.
- Джексон умеет обращаться со своей собственностью. – бормочет оборотень.
Трубы гудят, струи воды ударяют о стекло душевой, и Айзек, прислушавшись, отставляет на место снятую с полки фотографию, идёт к полоске света, пробивающейся из-за двери ванной. Уитмор стоит за прозрачной пластиковой дверцей кабины, упираясь руками в кафель перед собой. Горячая вода стекает по его голому телу, смешивается с кровью и грязью, алеет и убегает в слив под ногами. Айзек сглатывает, не в силах оторвать взгляд от напряжённых плеч, выступающих лопаток, медленно исчезающих переливов чешуи. Парень мысленно поздравляет себя со вступлением в славные ряды вуайеристов. Это совсем не так, как в общей душевой после физкультуры. Здесь примешиваются какие-то эмоции, какие-то ощущения. И дело даже не в том, что Айзек разглядывает чьё-то голое тело. Дело в том, что это Джексон. И что Джексон – кэнима. Кэнима, которая вытащила его из леса. Кэнима, которая убила отца Лэхи, которая вообще убивает людей. А потом возвращается домой и смывает кровь в душе.
Айзек сам не замечает, как подходит вплотную к стеклу и кладёт ладонь на запотевшую поверхность. Проводит ей из стороны в сторону, чтобы вновь увидеть напряжённую спину, опущенную голову, струи воды, стекающие по волосам на холку и ниже.
Айзек уверен, что это не он виноват, но в Джексоне вдруг что-то резко меняется. Он отскакивает от стены, смотрит на свои руки, всё ещё красные, и тело Уитмора начинает бить крупная дрожь. Айзек слышит, как колотится его сердце, чувствует запах страха. У Джексона самая настоящая паника. Он хватает ртом воздух, остервенело пытается оттереть кровь с ладоней и постоянно повторяет:
- Блять, блять, блять… - голос такой, будто Уитмор вот-вот расплачется.
Когда Айзек бесцеремонно накидывает Джексону на плечи первое попавшееся полотенце и вытягивает парня из душа, Джексон всё ещё пытается уцепиться за кран, а потом смотрит на Айзека со смесью ужаса и недоверия. Руки скользят по мокрой коже, но Айзек всё равно вытаскивает Джексона и ведёт его, одуревшего и еле стоящего на ногах, на кровать. Джексон падает на постель, кое-как прикрывается полотенцем и отползает подальше к стене. Лэхи возвращается в ванную, выключает воду и, подумав, устало плюхается на край кровати. Отражение в огромном зеркале напротив (господи, Уитмор, гори в Аду) показывает мрачного оборотня, за спиной которого вжимается в подушки мокрый, всклоченный недочеловек.
- И давно ты, Джексон, по ночам людей убиваешь? - спрашивает Айзек, когда пауза затягивается.
Язык снова скользит по одному из клыков. Джексон не отвечает и отводит взгляд.
- Ты помнишь, как убил моего отца?
Сердце Джексона начинает биться чаще, но он по-прежнему молчит. Айзек смотрит в зеркало и решает, что для чувака, который сидит голый, не в адеквате и в компании оборотня посреди ночи, один на один и без аконитовых пуль, у Джексона слишком постное лицо. Поведение a la «не тревожьте покой мой, жалкие смертные» у этого парня включается на автопилоте.
Но Айзек давно уже не парится обо всех этих схемах поведения, которые люди вырабатывают для себя, чтобы скрыть истинные мысли и намерения. Его сейчас слишком волную его собственные вопросы, нежели душевное состояние ублюдка, завернувшегося в махровую тряпку. Айзеку похуй, что Джексону страшно и плохо.
Пальцы снова смыкаются на горле парня, удобно ложась на почти выцветшие следы, оставшиеся с прошлого раза. Айзек наклоняется к самому лицу Джексона, почти касаясь его носа своим.
- Я спрошу ещё раз. – среди слов явственно проскальзывает глухое рычание. – И ты ответишь мне правду. Ты помнишь, как убил моего отца?
Джексон сглатывает и качает головой:
- Нет. Не помню. Я вообще нихрена не помню!
Чувство разочарования растекается во рту неприятной горечью. Айзек выпрямляется, смотря на Джексона сверху вниз. Почти так же, как сам Джексон-кэнима тогда, в подвале. Уитмор скидывает с себя руки оборотня и сердито сверлит его взглядом, но сбросить Айзека с себя совсем всё же не решается. Жёлтые глаза горят в полумраке слишком угрожающе.
- То есть, ты не осознаёшь, что делаешь?
- Нет, Айзек, я же сказал! – Джексон хлопает ладонью по матрацу. Оборотень всё ещё сверлит его взглядом, ожидая объяснения. - Поначалу я думал, что это лунатизм. – на последнем слове Айзек фыркнул, но Джексон продолжил. - Ложусь спать одетым, просыпаюсь голый, окно на распашку... А потом…
Голос Уитмора дрогнул, и Айзек понял, о чём он. Потом были куски мяса под ногтями, заголовки газет и провалы в памяти. Оборотень закусил губу, вздохнул и слез с парня. Все вопросы разом отпали. Захотелось в бетонную нору. Послушать крики Эрики, получить нагоняй от Хэйла и лечь спать. А утром, поднявшись, уже никого не искать.
Джексон сел на своей постели и смотрел вслед уходящему Лэхи. Уитмору хотелось кричать, падать на колени и просить не оставлять его. Мысль о том, что завтра он, возможно, опять очнётся в своём душе, заляпанный человечинкой, пугала его до зелёных чертей. Которых, он, вероятно, скоро начнёт видеть. А Айзек мог ему помочь. Если Джексон всё правильно понял.
- Я не помню, как я это сделал, - поспешно сказал Уитмор, когда оборотень был уже одной ногой на улице. – Но я помню, что очень этого хотел. До того, как… В общем, когда увидел, как он садится в машину и едет следом за тобой.
Айзек медленно развернулся и посмотрел Джексону в глаза, от чего парень вздрогнул и почувствовал себя ещё более неуютно, чем это вообще было возможно. Мокрое полотенце воняло сыростью и холодило кожу, было стыдно и неловко. А ещё во всём теле был какой-то мандраж, как перед большой игрой.
- И почему же ты хотел его смерти? – спросил Айзек тихо, смотря на Джексона словно бы свысока.
Расслабленная фигура на фоне серого провала окна, освещённая люминесцентной полосой из-за двери ванной. Взгляд Уитмора скользнул по выразительным скулам, пухлым губам, открытой шее и ключицам, чуть выступающим над воротом футболки.
- Не знаю. – сказал Джексон, не совсем понимая, к чему относится эта фраза. А потом собрался с мыслями и попытался ответить так, чтобы звучало не смешно. – Мне не нравилось, что он причинял тебе боль. Это злило меня. То, что он калечит тебя ни за что. Твои забитые глаза…
- Заткнись.
- Я просто…
- Заткнись, Уитмор. – голос Айзека раздаётся над самым ухом.
Джексон шарахается в сторону, путается в одеяле и падает на пол.
- Хреново же тебе. – меланхолично тянет оборотень, свешиваясь с края кровати. Острые когти медленно тянут на себя тонкую ткань покрывала. – Обращение не контролируешь, раны сам залечивать не можешь, с органами чувств, наверное, - пальцы скользят вверх по оголившейся стопе Джексона, посылая по коже стаю мурашек, – тоже перебои.
- Ты что творишь, Лэхи? – Джексон пытается говорить спокойно, но куда там. Сознание услужливо намекает, что ещё минуту назад он сам поборол в зародыше иррациональное желание прикоснуться к оборотню.
Губы Айзека растягиваются в улыбке, он плавно опускается на пол, на четвереньках приближается к Уитмору, седлает его бёдра и склоняется к лицу. Почти эротично.
– Прекрати эту гомосятину. Мне достаточно Дэнни. – голос сел, Джексон смотрит в большие серые глаза Айзека и не может двинуться. И вовсе не потому, что оборотень способен размазать его по стенке.
- Просто возвращаю долги. – Айзек говорит прямо Уитмору в губы, при каждом движении мягко задевая их.
- Никаких долгов, чувак. Я альтруист. Добрый меценат.
Лэхи усмехается, его горячий выдох обдаёт теплом шею Джексона. Мягкий язык касается губ, скользит по ним несколько раз.
- Ты первый начал. – шепот Айзека щекочет ухо. – Ты меня разглядывал.
- О чём ты?..
- Цыц. – Джексон вздрагивает, когда оборотень игриво прикусывает его нижнюю губу. – Поздно пить «Боржоме», если почки отлетели.
- Послушай, я…
«Я парень, ты парень, я натурал, у меня есть или была или будет девушка, в последнее время жизнь превратилась в фильм ужасов китайского производства с хреновым переводом, я в сомнениях, тоске и печали, может, не надо, отвали, отвали, отвали»
- Мне похуй. – отрезает Айзек, его радужка вспыхивает жёлтым. Джексон не может отвести глаза от лица Лэхи. И от его губ. Поток мыслей в голове иссякает, как родник в пустыне.
Ладонь Айзека ложится Джексону на затылок, но это уже совершенно лишнее. Парень сам подаётся ему навстречу. Их губы мягко соприкасаются на мгновение, а потом Айзек наваливается на Джексона со звериным напором, хватает его за плечи, вдавливает в пол и целует. Джексон стонет, пытается отвечать, но оборотень не даёт ему и шанса на инициативу. Он целует горячо, грубо и быстро, кусая губы и тихо рыча, что совершенно сносит Джексону крышу. Он обхватывает руками бока Айзека, проводит руками по его спине, изгибается и касается коленом паха Лэхи.
- Нарвёшься. – предостерегает оборотень таким тоном, что Джексону так и хочется «нарваться». Хотя, куда уж дальше. Он голый, на полу, лежит под парнем и ловит кайф. Но этого мало.
Уитмор ухмыляется, смотрит из-под ресниц, кладёт руку на свой стоящий член, и Айзек думает, что только Джексон может себе позволить выёбываться в такой ситуации. И так умопомрачительно пахнуть, сбивчиво дышать и кусать губы.
- В глаза мне смотри. – говорит Айзек и медленно опускается вниз, почти ласково ощупывая по мере приближения плечи, живот и бока Джексона. Не разрывая визуального контакта, Айзек скользит губами по кисти Джексона, щекочет кончиком языка впадинки между пальцев. Уитмор действительно смотрит, не отрываясь, и с нарастающим возбуждением убирает дрожащую руку.
Айзек наигранно облизывается и касается губами сочащейся головки. Джексон охает, выгибается, хватается за смятое покрывало, и его стон сливается с едва уловимым человеческому уху, но весьма отчётливым для оборотня рычанием. Нет, даже рёвом.
- Ебать мою жизнь. - выдыхает Айзек, закрывая глаза и утыкаясь лом в бедро Джексона.
Уитмор приподымается, фокусирует взгляд на Айзеке.
- Что?
- Альфа. Зовёт. – Айзек отстраняется, садиться на пятки.
Глаза Джексона округляются, до него доходит смысл этих двух слов.
- Ты не можешь оставить меня вот так! – парень шипит точь-в-точь как кэнима и для общей убедительности указывает руками на своё налитое кровь богатство.
Оборотень смотрит на Джексона, на его колом стоящий член, оборачивается к окну. Волк внутри скребётся лапками по коре головного мозга, скулит и тоже не знает, что делать с чужой и своей эрекцией, с прямым приказом явиться перед светлы очи вожака и мучительным желанием завершить начатое.
- Быстро… - Айзек прижимается губами к губам Джексона, обхватывает рукой его член и почти кончает от одного прикосновения пальцев Уитмора к его собственному.
Взаимодрочка – это явно не то, чем Айзек предполагал закончить этот день, но не взвыть и не оставить укус-засос на шее Уитмора, когда Джексон запрокидывает голову, пронизываемый спазмами оргазма, просто не может.
Джексон очухивается через пару минут, мокрый, липкий и перемазанный своей и чужой спермой. Где-то за окном проезжает, ударяя по газам, машина, высвечивая фарами пляшущие на потолке тени от терзаемых ветром деревьев.
***
- Лучше бы он тебя загрыз. – от души желает Эрика Айзеку, стирая со лба пот.
- Кончай трындеть, на исходную! – прикрикивает Дерек, и оборотни не скрывают обречённых стонов.
Лэхи не может не согласиться, что в чём-то Эрика права. Вчера, когда Айзек пришёл на зов альфы, готовый к страшным мукам, Дерек не стал на него орать. И бить не стал. Только посмотрел тяжёлым взглядом и велел не высовываться до рассвета. Тяжёлый взгляд Хэйла – это что-то особенное. В сравнении с ним небо атлантам показалось бы куском фанеры. Айзеку в тот момент захотелось заскулить, подползти к оборотню и виновато опустить кающуюся голову. Лишь бы на него так больше не смотрели.
Сейчас это желание только усиливалось. Потому что Дерек решил наказать стаю по-своему. Страшно и изощрённо. Айзек не верил, что его тело может столько выдержать, но оно выдерживало. Одно дело побои. К побоям он привык, притерпелся. Синяки всегда сходят, кости срастаются. Физическое изнеможение оказывается куда хуже. Оно постоянное, нарастающее. Бегай, прыгай, уворачивайся от ударов, ломай клыки и кости. Снова беги. И ещё беги. Поймай стрелу, сбей с ног противника. Десять минут на зализывание ран, потом ещё несколько подходов по заданной программе. Можешь стоять на ногах? Бери Эрику и отрабатывайте атаку в паре. Эрика упала, а ты ещё стоишь? Тогда помоги Бойду. Упал? Отжался!
Наверное, всё это было бы не так ужасно, если бы голову Айзека не монополизировали мысли о кэниме. Или Джексоне, если уж говорить начистоту. Маленькие злобные тараканы-сомнения терзали Айзека и не давали ему покоя. Зачем Джексон убивает? Когда он сделает это снова? Как Айзеку помешать ему? Есть ли у Стайлза лишняя цепь? И нахуя Айзеку в это вмешиваться? Он ведь милый маленький волчонок, должен тихо сидеть под боком папы-Дерека и сосать лапу. Свою лапу, а не чей-то член. Сдался ему этот Уитмор.
Часов через пять Айзек понял, что начинает задыхаться. Ему доставалось больше других, и он всё чаще оседал на землю, не в состоянии пошевелиться. Пристальный взгляд альфы прожигал в нём две большие дыры до тех пор, пока Лэхи не подымал свою задницу и не возобновлял «упражнения». Бойд и Эрика чуть не плакали, когда Дерек разрешил им взять вещи и убраться на занятия. Он даже проводил их до выхода. Айзек тоскливо смотрел им вслед. Полоска голубого неба мелькнула и скрылась за оббитой железом дверью. Айзек уткнулся лбом в стену, наслаждаясь исходящим от бетона холодом.
- Отличная идея. – говорит Дерек. - Давай отработаем ситуацию с зажатием в углу.
Когда стая возвращается, Айзек бездыханным трупом валяется там, где упал, даже не потрудившись отползти куда-нибудь в тень. Эрика наклоняется к нему, ерошит взмокшие волнистые волосы.
- Дерек несправедлив. Он любит тебя больше нас.
Айзек приоткрывает один глаз, смотрит на Эрику и думает, что ну нахуй такую любовь. Как-то странно получается: отец его ненавидел и тиранил. Дерек его вроде как любит и тиранит. Почему всем так нравится мучить Айзека?
- Какой ты теперь будешь сильный. – в протяжных словах волчицы слышится мечтательность. – Но бедный Дерек, он ведь будет по тебе скучать.
- О чём ты? – Хэйл появляется из ниоткуда, нависая над щенками тенью отца Гамлета.
Губы Эрики расплываются в улыбке, и она отвечает:
– Сегодня Стилински, который шериф, приходил в школу и сказал, что Айзек вне подозрений и может вернуться домой. Велел передать, хах, если вдруг встретим.
- С какого перепугу? – Дерек прищуривается.
- Кажется, Джексон отказался от своих показаний. Наш плюшевый глазастик официально чист.
Лэхи явственно чувствует, как пристальный, полный подозрения взгляд Дерека просвечивает его насквозь.
- Пойдёшь в понедельник. Твоя тренировка ещё не окончена. - Хэйл разворачивается и уходит.
- Говорю же, он о тебе так заботится. - Эрика легонько хлопает товарища ладошкой по щеке и тоже удаляется, плавно покачивая бёдрами.
Айзек думает, что молчание альфы – гораздо более худший знак, чем если бы тот орал.
***
Небо за окном серое и угрожающе тяжелое. Солнечный свет почти не пробивается сквозь нависшие над городом тучи, и в аудитории горят все лампы. На улице пыльная буря скрывает горизонт, срывает с деревьев остатки листвы
Джексон оттягивает пальцем ворот водолазки. Качественная вещь, но с непривычки всё равно трёт. Парень думает, что мог бы не париться и одеться как обычно. Всё равно никто бы не заметил ни синяков, ни засосов, хотя шея Джексона и вызывала ассоциации с неудавшимся повешеньем. В последнее время все его избегают. Даже Дэнни, хотя именно он обязан Уитмору тем, что может спокойно вышагивать по коридорам и играть в лакросс. Джексону чудятся косые взгляды, кажется, что когда он отворачивается, люди крутят пальцем у виска. Джексон уже ни в чём не уверен. Сверстники что-то чувствовали. Как звери, только не так отчётливо. Какое-то беспокойство на периферии сознания. Словно Джексон может броситься на них в любой момент. Наверное, Уитмора выдавали глаза. Глаза будущего параноидального шизофреника.
Первые капли бьют по носу, теряются тёмными пятнами на чёрной кофте. Вода прибивает пыль, в воздухе пахнет озоном и мокрой землёй. Только бы та ночь не была сном, думает Джексон. Айзек – не был ещё одним бзиком, галлюцинацией, а оставленные им следы – самоистязанием. Вполне возможно, и если так, то Уитмор прямо сейчас пойдёт, сядет за руль своего Porsche и, выжав из него всё, на что способен автомобиль, влетит в какое-нибудь дерево. Или стену. Лучше в стену.
Джексону кажется, что он слышит, как вода ударяется о землю, разлетается брызгами, которые смешиваются с песчинками пыли, скатываются в шарики. Самое время для автокатастрофы. Когда дождь только-только начинает накрапывать, превращая дорогу в щедро смазанную маслом сковороду. В голове Уитмора зависает цифра «сто шестьдесят». Показатель критической скорости, при которой машину не переворачивает на поворотах. Стоит прижать педаль чуть больше, и красочный занос, тройное сальто и полёт в кювет вам обеспечены. Ключи брякают в кармане.
- О чём ты так задумался, Джексон? – чьи-то руки крепко смыкаются на локтях, нажимают на болевые точки, и парень не успевает опомниться, как оказывается зажатым в угол между стеной и лестницей. Удар о кирпичную кладку выбивает воздух из лёгких.
Хватка у Бойда что надо. Бульдог, не иначе. Уитмор подымает на оборотня полные ненависти глаза, дёргается, пытается вырваться, но это бесполезно. Чёрт, следует меньше щёлкать клювом и больше смотреть по сторонам.
- В последнее время у нас много проблем, Уитмор. – Эрика тычет пальцем в грудь Джексона, красные губы кривятся, обнажая клыки. – И мы думаем, что они возникают из-за тебя.
- Если ты о своём вкусе и манерах, то это не ко мне. – отвечает Джексон и разве что не плюёт девушке в лицо, а потом сгибается пополам от мощного удара под дых.
Бойд равнодушно хватает Джексона за ворот пальто и заставляет выпрямиться.
- Не обижай Эрику, мы ещё не придумали, куда прятать трупы. – Джексон косится на оборотня с выражением лица «я тебя умоляю, что за банальщина», но молчит. - Какая тварь разбрасывает трупы по нашей территории. Дерек бесится, и угадай, кто попадается ему под горячую лапу?
- Ваши тёрки – не моё дело!
- Дерек считает иначе. – Эрика ухмыляется и почему-то покачивает в воздухе пластиковой бутылкой, которую держит двумя пальцами за горлышко. Что-то вязкое и мутное перетекает по самому дну. Джексона одолевает неприятное чувство. – И он велел нам это проверить. Открой ротик, лапочка.
- Хэйл – мудак, раз думает, будто я к происходящему хоть как-то причастен! – орёт Уитмор, вжимаясь в стену и не сводя глаз с рук Бойда, которые тянутся к его многострадальной шее.
Оборотни скалятся, надвигаются на него с явным намерением сделать что-то очень нехорошее. Паника сжимает Уитмору внутренности и наматывает их на кулак.
- Вынужден согласиться с началом предыдущей фразы. – говорит Стилински, и Джесона впервые в жизни переполняет горячая любовь к этому идиоту. – И, да, вы, Чип и Дейл, можете доложить своему альфе о моём мнении. Хотя, лучше не надо напоминать ему о моём существовании. В любом случае, что вы только что собирались сделать с этим ущербным?
Эрика и Бойд переглядываются. Будь у них волчьи ушки, они бы сейчас обречённо прижали их к черепу и завыли. Джексон слизывает с губ дождевые капли и прикидывает, как бы так вывернуться и дать стрекоча, чтобы не поймали. Влетать на полной скорости в стену уже не хочется. Наоборот, хочется жить. Суицидальное настроение проходит на удивление быстро.
- Шёл бы ты, Стайлз, домой. – фыркает Эрика, но не двигается.
- Пока цел. – добавляет Бойд.
Над головой раздаётся предостерегающий рык, все трое подымают голову. Скотт сидит на перилах, сверкает жёлтыми глазами и машет оборотням рукой. Джексон кривится.
- МакКол.
- А ты как думал. – Стайлз довольно улыбается. - Моя полиция меня бережёт.
- Двое против одного. – беты Дерека неспешно разминают шеи. – Не смеши нас, Стилински. Твой друг даже не подготовлен к драке как следует, а выёбывается, как Чак Норрис.
- Во-первых, не упоминай имя сие всуе. Во-вторых, он подготовлен. Лично мной. – Стайлз гордо поджимает губы, хотя его слова не производят должного впечатления. Скотт прикрывает глаза рукой, Джексон следует его примеру. – В-третьих, травматические пули с аконитовой начинкой вполне уравнивают наши шансы. Спасибо Эллисон.
Бойд рычит, выпускает когти, но Эрика останавливает его, положив тонкую ладонь на грудь и преграждая путь.
- Нельзя. – звучит как «фу, не трогать».
- Почему? – оборотень выглядит почти обиженным, сверлит пятящегося Стайлза взглядом, который пытается нащупать что-то в своём рюкзаке.
Эрика только закатывает глаза, неопределённо махает рукой, выражая этим жестом одну ей понятную мысль, и берёт Бойда под руку. Джексон прихуевшим взглядом смотрит на удаляющуюся как ни в чём не бывало парочку. Школьники проходят мимо, словно ничего не замечая. Волчица оглядывается, и по выражению её глаз Уитмор понимает, что список его проблем увеличивается в ёбанной геометрической прогрессии.
to be continued
@темы: Ёбанный стыд, Teen Wolf, TeenWolf